— Смысл искать укромное место? Не проще ли вытащить лодки на берег прямо тут?
— Не проще. И не надейся, что я оставлю тебя здесь одну…
— А ты не надейся, что я отпущу тебя одного!
— Отпустишь как миленькая, если не хочешь, чтобы мы остались без лодок.
— За папой пойду я. Это мой отец!
— Еще чего?! Даже не мечтай!
— Тогда пойдем вместе, — сказала я.
— Это опасно…
— Я давно не маленькая и умею за себя постоять…
— Знаю… — он вздохнул.
Не берусь судить, Дина, к чему бы мы пришли в результате, но судьба распорядилась иначе, сделав выбор за нас. Мы почти одновременно уловили далекое жужжание мотора. Оно доносилось снизу по реке. Звук быстро нарастал, судно, приближавшееся к нам, шло на приличной скорости.
— Начинается, — похолодев, молвила я, подымаясь с песка и отряхивая пятнистые брюки. Дядя Жерар так и остался сидеть в лодке с ружьем на коленях, только набросил сверху куртку. Он меланхолично пожевывал стебелек. Насколько я смогла изучить повадки француза, это свидетельствовало: внутри он — как свернутая пружина.
— Кто к нам пожаловал? — я приставила ладонь ко лбу козырьком.
— Возьми бинокль, будет сподручнее…
Первым под руку попался не бинокль, а шикарный папин Nikon, зеркалка с таким цифровым зумом и объективом, что, при желании, в него можно было изучать Луну.
— Это — не обычная моторка, — сообщила я через минуту, не отрываясь от экранчика видоискателя. — Большой катер. На борту мужчины в камуфляже. Человек шесть. Да, шестеро. Все вооружены…
— Кто бы сомневался, что это будут не дачники, — сухо заметил дядя Жерар.
— Как минимум у двоих автоматы Калашникова…
— Хорошее оружие, — констатировал здоровяк. — Не промысловое, конечно. То есть, не для охоты. Хотя, смотря на кого охотиться…
Закинув фотоаппарат за плечо, я потянулась за ружьем.
— Отставить, — скомандовал дядя Жерар.
— Но… — начала я.
— Никаких, но, — он скрипнул зубами. — Ты же не собираешься по ним палить?!
— Нет, если только они не дадут мне повода…
— Не зная, что случилось с отцом?
— Черт! — выругалась я.
— К тому же, это ведь могут быть боливийские солдаты. Или — бразильские. Не уверен, что у них на вооружении русские автоматы, но, чем черт не шутит…
— Паршивая ситуация, — пробормотала я.
— Гавеная, — согласился Жорик. — Давай, принцесса, попытаемся ее не усугубить, ладно? Держись поближе ко мне и не делай резких движений. Уговорились?
Пока мы путешествовали по реке, он присматривался ко мне точно так же, как я к нему, и уже был в курсе относительно моего вспыльчивого нрава. Не то, чтобы мне доставляла удовольствие стрельба по людям, но, если кто-то иначе не понимает, да и человеком его не назовешь при всем желании, то…
Тогда — сам напросился…
Катер приблизился настолько, что о бинокле можно было больше не беспокоиться. О жизни — сколько угодно, правда, не знаю, что бы это дало? Тут, что называется, беспокойся, не беспокойся…
— Постарайся их не злить, — наставлял меня дядя Жерар, улыбаясь во все тридцать два зуба, словно повстречал старых приятелей и теперь чертовки обрадован. О, сколько лет, сколько зим, старина?! Дружище, какими судьбами! Что-то типа того. Жора, кстати, на поверку оказался прекрасным артистом. Нас, понятно, тоже заметили и теперь изучали во все глаза. Один из военных, до того сидевший в кресле справа от водителя, встал, как какой-нибудь задрипанный фюрер средней руки. Почему я подумала о Рейхе в тот не самый подходящий момент? Не знаю, быть может, снова сработала память на генном уровне, пробудившаяся полтора часа назад при виде их дурацкой наблюдательной вышки. Впрочем… А какая еще аллегория должна была возникнуть у меня от зрелища набитого вооруженными головорезами в хаки катера, внешне он действительно слегка напоминал какой-нибудь открытый «Майбах» из тридцатых годов минувшего столетия. Лимузин, выпущенный ограниченной серией для высших чинов СС вследствие того, что все силы и ресурсы нациков оказались переброшены на производство танков «Тигр» и «Пантера» …
Кстати, военная форма, в которую вырядился местный боливийский фюрер, действительно немного смахивала на ту, что носили в Ваффен СС. Поэтому, мне ничего не стоило вообразить, что южноамериканская модификация фюрера или даже его продвинутый апгрейд, приготовилась принимать парад обновленного Гитлерюгенда. Персонаж сразу показался мне помпезным до комичности, а потому чрезвычайно опасным. Такие люди, стоит им открыть рот, сами по себе провоцируют здоровый смех, и тогда им только и остается, что начинать кровавые репрессии, иначе зрители ни за что не перестанут хохотать.
