Окинув помутившимся взглядом кают-компанию, Гуру убедился, что Извозюк его не услышит, он куда-то вышел. Сварс тоже исчез. Я подумал, уже не отправились ли эти двое навестить несчастного Триглистера. От этой мысли мне стало нехорошо. Гуру, должно быть, пришло на ум аналогичное подозрение, поскольку он сник и умолк. Прошептал про себя какую-то фразу, подозреваю, ругательство, и решительно потянулся к бутылке. Вовремя, надо сказать, Шпырев как раз собрался произнести новый тост. Встал, вскинул руку, призывая всех к тишине.
— За нашего дорогого товарища из Лондона, — провозгласил Ян Оттович, застав меня врасплох. Признаться, я так и сел при этих словах.
— Который, — продолжал начальник экспедиции, держа стакан, как микрофон, — решительно порвал со своим буржуйским окружением, сжег за собою мосты и упал прямиком в наши крепкие пролетарские объятия! Причем, еще до того, как мы, большевики, сделали Октябрьскую революцию, чего он, ясное дело, никак предвидеть не мог! Дай-ка, я тебе обниму за это, лысая твоя башка!
Как я уже успел удостовериться, слово у начальника экспедиции редко, когда расходилось с делом. Решительно обогнув стол, Шпырев сгреб меня в охапку и трижды расцеловал в обе щеки по старинному русскому обычаю. — За тебя, дорогой товарищ, — приговаривал он при этом. — И за отпрыска твоего, которого я, с завтрашнего же числа, зачисляю в юнги. Врать не буду, товарищ, принял я тебя сгоряча за контрика. Но теперь вижу, что ошибся, и рад этому. Какой же ты к матери контрик, если по собственному почину мир, который тебя породил, отринул, чтобы разом с нами закладывать по кирпичику фундамент пролетарского храма всеобщего Равенства и Братства. За тебя, браток, и за открытие твое! Много пользы оно народам земли принесет. Верю в это!
Как ты понимаешь, милая Сара, мне снова пришлось выпить до дна, после чего шум в голове усилился и больше походил на гул пропеллеров выкатившегося на взлетную полосу аэроплана.
Выпустив меня, причем, готов поклясться, чем угодно, с тех пор мне в общих чертах известно, каково приходилось побывавшим в медвежьих лапах охотникам, Шпырев вернулся на место, по дороге хлопнув Генри по плечу:
— Держи хвост пистолетом, юнга. Хочешь вырасти таким же храбрым, как батя? Вот и расти…
— Пацан будет художником, однозначно, — подал голос Гуру. — Зуб Кали даю! У него талант, отвечаю, или я сам нибуя не рублю в живописи…
— Да ты что?! — воскликнул Шпырев. — Вот это — точно, что молоток! Значит, и быть по сему. Мечтаешь стать художником, значит? Будешь, я тебе слово марксиста даю! За то мы, большевики, и бьемся смертным боем, не щадя живота своего, чтобы каждый стрюкан, вроде тебя, вне зависимости от цвета кожи и прочей херни, будь он хоть немец, хоть ненец, хоть еврей, а хотя бы и папуас, имел равные условия учиться трижды, как завещал нам Владимир Ильич. Ну, вздрогнули что ли…
Не выпить по такому поводу было бы безумием. Хватив пустым стаканом об стол, товарищ Шпырев обернулся к Генри.
— Слушай мой первый боевой приказ, юнга. Завтра получишь у квартирмейстера в хозчасти краски, холст и что там еще тебе понадобится, и давай, изобрази наш корабль…
— Корабль? — немного затравленно переспросил Генри.
— А я как сказал? Вот этот самый эсминец и нас на нем…
— Но как?
— Это уж тебе виднее, ты ж — художник. Сам и решай. Но, чтобы и коню командарма Буденного ясно было, как неотвратимо и уверенно он нас к вершинам Коммунизма несет через разную хренотень. С вершинами тебе Вывих подсобит, если что. Верно я говорю, шаман ты старый?!
— Чего-чего?! — не расслышал Гуру.
— Что, нарезался уже? А, ладно, хрен с тобой. Короче, введешь старого хануря в курс дела, как проспится, — бросил Шпырев нашему мальчику. — Понял, нет?
— Ну…
— Ну — ответ нихера не по форме, юнга. Полагается отвечать, так точно, понял, сделаю…
Я подумал, пора выручать Генри. Но не успел, Эльза Штайнер не дала.
— За вас, дорогой товарищ Офсет, — мурлыкнула она мне прямо в ухо и, совершенно неожиданно для меня, чмокнула в щеку. От нее веяло дорогими французскими духами и шоколадными конфетами, через эти чарующие ароматы пробивался запах грубой свиной кожи, из которой пошили ее чекистскую куртку. Странное сочетание, мелькнуло у меня. Впрочем, всего один день, проведенный на этом невероятном корабле, фатально сказался на моей способности удивляться чему бы то ни было…
