– Помыться?
Бэннер, не мигая, смотрела, как Джейк идет к туалетному столику и возвращается с миской теплой воды и двумя мягкими салфетками. Он поставил умывальные принадлежности на столик у кровати. Присел на край постели. Его взгляд блуждал по ее лицу. Он протянул руку, тронул пальцем кончик дерзкого носика и улыбнулся.
– Я тебе не рассказывал, что на самом деле подумал о тебе после той ночи в конюшне?
Бэннер покачала головой. Дом наполняла тишина. Она слышала лишь дыхание Джейка, шорох одежды и завораживающую хрипотцу его голоса.
– Подумал: ну и чертовка! Мало кто сможет вот так прийти к мужчине и попросить о таком.
– Ты был поражен.
– Да, признаю. Для меня ты всегда была маленькой Бэннер, озорным сорванцом с растрепанными косичками и загорелыми коленками. Даже в день свадьбы я видел тебя такой.
Он коснулся середины ее подбородка и провел пальцем вниз, до основания шеи.
– Но той ночью я увидел тебя в новом свете. Ты была женщиной до мозга костей, Бэннер. И для меня ты навсегда останешься ею. Невыносимо было жить рядом с тобой и все время помнить ту ночь. Я раскаивался в том, что сделал. – Он горько усмехнулся. – Но я наслаждался, вспоминая ее, и тысячу раз мечтал, чтобы все случилось еще раз. – Джейк наклонился и поцеловал Бэннер. Поцелуй был нежным, но властным. Мягкими толчками языка он раздвинул ее губы. Затем поднял голову и посмотрел на нее. Ее глаза искрились.
– Я хочу, чтобы тебе было хорошо. Я тебя искупаю.
– Ты хочешь, чтобы я сняла ночную рубашку?
– Нет, – ответил Джейк с нежной улыбкой. – Я хочу сам ее снять.
Он потянулся к рубашке, и сердце Бэннер подскочило чуть ли не до горла. Спереди рубашка от выреза до талии застегивалась на пуговицы. Он застегнул их, когда она была без сознания. Даже теперь она покраснела, подумав об этом.
Проворными пальцами Джейк расстегнул пуговицы, но не распахнул рубашку. Его пылающий взгляд впился в узкую полоску кожи, видневшуюся за застежкой, но он не коснулся ее. Вместо этого спросил:
– Можешь сесть так, чтобы тебе не было больно?
Бэннер приподнялась и села. Джейк опустился на уголок матраца сзади нее, как в тот день, когда расчесывал волосы. Положил руки ей на плечи и медленно, сантиметр за сантиметром, стянул рубашку. Бэннер вытащила руки из длинных рукавов, но придерживала перед грудью тонкий щит из кружевного батиста.
Джейк выпустил рубашку, и она соскользнула ниже талии, к нежным изгибам бедер. В свете ламп кожа блестела, как смазанная маслом, золотистая, мягкая. Джейк окунул салфетку в умывальную миску и отжал. Откинув волосы, он положил салфетку на плечо Бэннер и медленно, размеренными круговыми движениями вымыл его. Провел салфеткой по спине, во всю длину, до двух ямочек у основания позвоночника, потом обратно. Бэннер склонила голову набок, и волосы черным каскадом рассыпались по плечу.
– Тебе хорошо?
– Да.
Она застонала. Он надавил сильнее, массируя, прогоняя боль, накопившуюся за много дней неподвижного лежания в постели.
Потом промокнул кожу сухим полотенцем. Она снова стала сухой и глянцевитой. Сзади шея Бэннер казалась такой ранимой, что Джейк не мог устоять. Он наклонился и коснулся губами бархатистой кожи.
– Какая ты красивая, – прошептал он, поводя языком и губами по изящному уху.
Его губы блуждали по шее Бэннер, поднялись к щеке, отыскали рот. Она откинула голову к его плечу, он осторожно помог ей лечь. Теперь она лежала поперек постели, откинувшись назад, наполовину у него на коленях. Он жадно целовал ее, играя языком в медовых сотах ее рта. Поцелуй становился все горячее, он опустился на бок и положил ее на подушки. Она крепко вцепилась в складки ночной рубашки, прикрывавшие грудь, но пальцы сжимались не от страха или стыдливости, а от страсти.
