Новые старые времена - страница 7
И помогала – всегда и безотказно, особенно после болезни Эммы. И как всегда: «менi нiчого не треба». А я позволял себе иногда покрикивать на тебя, как взыскательный начальник за упущения по службе. Тогда глаза у тебя ставали мокрыми, и ты уходила в свою комнату. Эмма на меня набрасывалась:
– Опять ты обидел маму!
Я произносил некое подобие извинений, и ты все прощала и забывала… Прости – прости – прости меня, мама…
Я благодарен судьбе за то, что смог обеспечить тебе хоть на закате жизни более-менее сносные условия существования и даже (!) Индивидуальный Цветной Телевизор (ящик), который действительно стал для тебя окном в мир, а часто и единственным собеседником в доме… На твоем столе и на стенах фото отца, твоих внуков и правнуков, а твоей любимой Катрусi, которую ты нянчила, – даже несколько. Всех ты тихо любила, гордилась ими, не требуя себе от них ни внимания, ни заботы. Но когда тебе доставалась наша скупая – очень редкая и скупая – ласка, ты просто расцветала от счастья… Все начинаешь понимать потом и поздно, когда уже ничего, ничего нельзя исправить…
Мы принимаем все, что получаем,
За медную монету, а потом —
Порою поздно – пробу различаем
На ободке чеканно-золотом. (С. М.)
Прости, прости, прости меня, мама, моя дорогая бабуля…
Уже после Катастрофы, от всех мучений великих ты мне говорила:
– Дай менi, Коля, що-небудь випити, щоб я навiки заснула, i не була таким важким тягарем для вас…
А я тебе приводил примеры стойкости, и даже из собственной героической жизни, но ты восприняла только одно:
– А как же я, мама, после этого жить буду?
Все то же – «аби дiтям було добре»…
Ну вот, мама, родная советская медицина вместе с нами исполнила твою волю, облегчила нам жизнь, избавила от больших забот. Дiтям тепер добре.
ПРОСТИ ПРОСТИ ПРОСТИ
У мамы
…Мама похоронена на Кузьмоловском кладбище, на сухом открытом месте. Рядом склон горы, покрытый лесом, близко проходит шоссе к нашей фазенде. Вокруг могил только бордюры, нет никаких ограждений-клетушек, сосны и ели посажены только вдоль дороги. Общим бордюром с маминой могилой ограждено и место для нас с Эммой. Вот только барвинок, который так любила мама, там растет плохо: слишком много света…
Отец очень гордился нашей фамилией, несомненно, – он много знал о наших предках. Но последний раз я видел отца ранним утром 8 июля 1941 года, когда мне не исполнилось еще и 10 лет. Он, по-видимому, чувствовал, что прощается с нами навсегда…
Отступая вместе с армией, в конце 1941 года он оказался в войсках, которые находились в Иране. Там в 1943 году он был осужден и расстрелян или замучен за неизвестное нам преступление.
На наш запрос после войны о судьбе отца военкомат ответил прекращением пособия. Два свидетеля, служивших вместе с отцом, смертельно боялись отвечать на мои вопросы, а до свободы они не дожили…
Наша семья всегда скрывала трагедию отца; во всех многочисленных анкетах и автобиографиях мы с сестрой писали: «сведений об отце не имею». Мы знали, что отец не мог совершить что-нибудь бесчестное, но время было такое, что дорога в жизни была бы закрыта не только мне и Тамиле, но и нашим детям.
Прости, отец, что мы отреклись тогда от тебя во имя будущего твоих детей, внуков и правнуков: тоталитарное государство ломало жизни и хребты миллионам таких, как мы. И пусть твои внуки и правнуки узнают хоть частицу правды о тебе и не стыдятся основателя нашей фамилии…
Последние годы я настойчиво искал следы отца – на сайтах Мемориала, Банках Памяти Украины (УИНП), архивах МО и МВД, Военных прокуратурах. Рассылал десятки писем-запросов. Изучал массу документов – Законов, Приказов и Постановлений – о войсках в Иране, о штрафниках и осужденных Военными трибуналами. Раздел «ОТЕЦ» в компьютере содержит более 200 файлов в восьми папках… В этих документах открывается огромное множество погибших невинно людей и искалеченных судеб…
