Ма всегда говорит, что мы счастливые, потому что можем здесь жить и потому что получаем ее вдовью пенсию. Ей пришлось выдержать целое сражение, пока она убедила власти, что была официально замужем за белым и дальше хочет жить, как белые. Ма очень плакала, когда Департамент опеки несовершеннолетних забрал у нее старших детей. Она нас любила. Потом умер самый маленький, и остался один я.
Она ни с кем не встречалась до мистера Уилли. Правда, он был очень старый, но зато белый и неплохо зарабатывал рубкой леса. Он не жил с нами, только заходил иногда и, бывало, оставался на ночь. Это он нашел для нас дом и привез мебель. Моя гордая и добродетельная ма не была дурой. Стоило ей опять выйти замуж, и она потеряла бы свою пенсию.
— Вставай, — будит она меня. — Завтрак давно готов.
Я бреду туда, где вечером положил свою одежду, и натягиваю ее на себя.
— Не забудь умыться, — кричит мне ма.
Я подхожу к умывальнику, мочу руки и провожу ими по лицу и волосам.
Ма ставит на стол тарелку дымящегося мяса.
— Это что?
— Хвост кенгуру.
— Ты взяла его у старичка аборигена?
— Хватит болтать. Ешь, — говорит она. — У тебя и так кожа да кости. Еще скажут, что я морю тебя голодом, и опять напустят на нас чиновников. Ты знаешь, чем это кончается.
Угроза срабатывает мгновенно, и я быстро ем.
— А я вчера видел старого охотника. Ха, он такой смешной.
— Ты помнишь, что я тебе говорила? Никогда не смей к нему подходить.
Меня совершенно не интересует этот черный, но всякий раз, как я вспоминаю о нем, мне попадает.
Я поднимаюсь из-за стола, и тут ма замечает, в каком виде моя одежда.
— Никак ты опять лазил по канавам? Надеюсь, не с этими грязнулями, нунгарами[7]?
Я отрицательно качаю головой и усмехаюсь.
— Ничего смешного, — говорит ма. — Если нас увидят вместе с ними, то живо отсюда вышвырнут.
— А белые ребята с ними играют.
Ма начинает убирать со стола тарелки.
— Они — другое дело. Они были и будут по белую сторону забора. А тебе еще нужно доказать свое право тут жить, не забывай об этом.
Ма всегда сердилась на меня из-за нунгаров, хотя, вероятно, кое-кто из них доводились нам близкими родственниками. Среди них были и смуглые, как моя ма, и почти такие же белые, как я, однако у многих кожа была довольно темная. Они ненастоящие аборигены, хотя время от времени их чистокровные родственники заходили к ним в лагерь, жили там пару дней и пили вместе с ними. Но, то появляясь, то исчезая, они никогда не оставались надолго. Только старый охотник за зайцами жил поблизости, но тоже не с ними, а сам по себе.
Здешние нунгары объявлялись иногда и в соседних районах. Они нанимались там на сезонную работу: собирали яблоки, копали картошку, убирали хлеб или стригли овец, — но всегда кто-нибудь из них оставался в лагере, и, когда те возвращались, они все вместе проживали заработанные деньги.
Детям нунгаров полагалось ходить в школу, и чиновники вечно их выслеживали. Многих рассовывали по миссиям и приютам, но всегда находилось немало тех, кому удавалось каким-то образом увильнуть. Они постоянно менялись, но для игр их вполне хватало.
Я приношу немного дров для печки.
— У нас в школе крикетный матч, — говорю я. — Можно мне пойти?
— Хорошо. Только не опаздывай к обеду.
Я пулей вылетаю из дома и мчусь за железную дорогу к сложенным в штабеля бревнам. Еще издали я слышу звонкие крики и смех нунгаров. Они играют в «иди-за-мной» на бревнах, качаются, балансируют и спрыгивают на землю.
— Привет!
— Привет. Сколько можно тебя ждать? Мы думали, ты в школе.
— Не. У нас еще каникулы. Ма все трепалась.
— Небось заставляла драить ваш пижонский дом.
— А моя ма говорит, что дом — это только гробить себя! — встревает еще один. — Вот как она говорит.
Мальчик этот старше и чернее меня, и я его немного побаиваюсь.
— Да, глупо, — соглашаюсь я. — Но ма он нравится, поэтому мы в нем живем.
— Моя ма говорит, что она стала много о себе воображать, как вышла замуж за белого, а сейчас подцепила еще одного белого. Но вообще-то раньше она была ничуть не лучше других.
— Она училась в школе и закончила ее, — пытаюсь я защитить ма.
— Ну и что, — парирует он. — Моя ма ходила в ту же миссию, только ее ни в какой дом не запрешь, она не попугай в клетке.
