Так вот, я всегда запрещал себе много писать с тех пор, как понял, что я и в самом деле писака. Ужасной всегда казалась мне мысль о том, что я, как мудак, не нюхавший пороха, но с охуительным мнением о себе, сижу своей писательской жопой на стуле и, страшно даже подумать, за столом и… (ну это уже совсем пиздец!) кропаю, кропаю, царапаю, царапаю, вывожу эти ебаные буковки, полагая, что они преисполнены хоть какого-то смысла. Омерзительно!
Другое дело кропать в местах для этого неприспособленных, как то, например, метро, лекции в институте, а то и семинары, или вот очень весело кропать что-то в момент писания твоими учениками (а я и учителем побывал) контрольной работы, которую ты составил по пути на урок, с трудом держа открытыми глаза после ночи, проведенной в музыкальном клубе. Когда пишешь таким образом… Точнее сказать, когда я писал таким образом, то мне казалось, что я умница и всех перехитрила. Мне очевидно в самой глубине души казалось, что это я себе алиби составляю, ибо когда пишешь в таких местах, то вроде бы все это делается так, между делом. То есть, конечно, ты все равно при этом остаешься писакой, поскольку уж результат сам за себя, как правило, говорит, но при этом ещё и человек неплохой.
Почему же это так важно для таких пидаразов как я — не быть плохим человеком? Это может я просто агнец божий? Наверно ведь нет. Никакой я не агнец.
Как это чудовищно несправедливо. Даже без «несправедливо». Просто чудовищно. Чудовищно то, что вот бьют тебя все по морде и при этом, в общем, даже не отрицают, что ты хороший, но по морде бьют регулярно. А вот встретишь человека, который явно лучше тебя, и сразу как-то бац ему сам по морде. Пиздец!
Почему все хорошее стимулирует к агрессии? Неужели нельзя научиться его любить и ласкать, а не пиздить ногами ни за что ни про что? Если это так уж от рождения присуще, то может всем вам, ну хорошо, всем нам, просто зарядкой ежедневной заниматься? Ведь бывают же люди от рождения физические некрепыши, но при этом некоторые из них занимаются изнуряющими упражнениями, правильно питаются; работают, одним словом, над своим телом и духом, и, глядишь, спустя пару-тройку лет уже вполне себе богатырьки они. Может так и с тягой к агрессии? Ну, предположим, все мы говно. Все только и ждем, кому пизды раскрутить. Но может имеет смысл специальной зарядкой заниматься? Чтоб день за днем учить себя восприятию прекрасного!
Только что, спустя почти цельные сутки, я действительно ненадолго уснул и опять ничего не увидел. А ночной мой сон прервали мои ближайшие не-друзья, семейная парная сладость, дабы я проснулся и поехал с ними, что называется, «за компанию», ковролин покупать, дабы их гнездо ещё безукоризненней воссияло над миром. Там, куда мы поехали покупать, начался в самый момент приезда обыкновенный авгУстовский дождик, и у нас за сигаретой, в ожидании каких-то очередных чудес, состоялся коротенький разговорчик с мужской половинкой этого трогательного и вышеозначенного шоколада:
— Ну чего, — говорю я, — гитару-то попишем в воскресенье? (Ибо мне вроде как обещано было.)
— Ну… (пауза ленивая)… ну… гитару-то мы попишем, но я вообще-то хотел ремонт у себя поделать.
— Ну понятно. Ну как сложится.
— Да попишем, попишем. (Отцепись, типа, хотя вслух и не говорится. В смысле, сегодня почему-то не говорится. Видимо, пожалеть меня решил Сильный Мира Сего. И на том спасибо.)
А что я могу сделать? Вы сами виноваты, что все это так долго уже продолжается. Что я вам всем, видите ли, надоел. Все правильно. Я никого не виню. Кого, как говорится, ебет чужое горе! Но все-таки что-то мешает мне согласиться, что так и должно быть, что так и нужно, что так мне и надо, и по-другому никогда не было и не будет. Что мешает? Любовь к себе? Вряд ли. Не верю.
