Он набрал снегу в чайник и поставил его на примус. Когда вода закипела, он бросил в нее четыре сухаря и дал воде снова вскипеть. Получилась крутая каша, которой он накормил собак. А сам принялся сосать черствый сухарь.
Вскоре стало настолько тепло, что Ефим скинул малицу и остался в оленьих штанах и нерпичьей куртке. Смрад давал себя чувствовать. Ефим загнал собак в угол; они сбились в лохматую кучу, щелкая острыми клыками, а он принялся за очистку помещения. Ползая на четвереньках, он сгреб ножом снег в одну кучу, потом вырыл в снежном полу своего убежища глубокую яму и закопал в ней нечистый этот снег. Сверху он снова постлал оленьи шкуры. Стало легче дышать. И кровообращение после работы восстановилось. Ефим знал, что без работы легко погибнуть. Движения мало, пищи мало, — только труд может спасти от цинги.
Довольный собой, он развалился на шкуре, прикрыл ноги малицей и, посасывая сухарь, стал припоминать, сколько времени он находится под снегом. Незаметно мысли его приняли иное направление... Он думал о том, что трудно и скучно жить в одиночку в таком диком месте. Он, правда, сам его выбрал, не послушал, когда отговаривали ... Он и не жалеет, что поселился в Безымянной губе. Полюбил он свой залив; без промысла, пожалуй, и жить бы не мог. А все же было бы больше народу, веселее бы жизнь была. Чего бы тогда ему недоставало... Вот, скажем, уйдет он на промысел и, как сейчас, бедствие постигнет его... Ну, что ж? Завалился сурком и, знай, чаек попивай, — никакая буря не страшна под снегом...
Был бы он спокоен за Марью, за Саньку... Не в одиночестве покинул, среди людей, среди товарищей артельщиков оставил... А сейчас? Ему-то ничего, что ему делается? А каково-то им? Оставил он их почти без всяких запасов, пулевку и ту с собой забрал... Оружия у них только один дробовик... Да разве же они промышленники? Кто поможет им, если буря задержит его, Ефима? Опять же, взять хотя бы его самого... Как знать? Может быть, придется псов своих съесть... Бывало и это. Как же ему тогда пешком по ломаному льду домой пробираться? А было бы селение, увидели бы товарищи, что вот, мол, отправился Ефим Бусыгин на промысел... А тут шторм свалился... Ждали-пождали, нет Ефима. Что делать? А известно, что делать. Сейчас же две-три упряжки снарядили и — на поиски. Лежит себе Ефим на боку и чаек попивает, а за ним, как за начальником каким, товарищи приезжают:
— Не извольте сомневаться, Ефим Петрович! Садись, пожалуйста, на саночки. Живым делом домой доставим!
...Сказывал Санька, в Белушьей слух был, будто к ним в губу два дома должны доставить, артель две семьи перебрасывает... Ах, дело бы хорошее было, если правду слышал!
Радио было бы — раз! Газета была бы — два! Красный уголок для собраний — три! Фельдшер жил бы — четыре! Много бы чего было... Как в других становищах...
Так лежал он, потягивая дымок из короткой трубки, наполовину спящий, и не чувствовал, что льдина его медленно поворачивается и движется на юго-запад.
...Да, никто теперь не поможет. В губе никого нет, и никто прийти не может. Вся надежда на самих себя. Сами должны изворачиваться. И то, — думал Ефим, — не знают, поди, на „Большой земле“ о нашем бедственном положении. Откуда им знать-то? Что пароход тот год не пробился, так это же для них факт незначительный... Не впервой!
Вскоре он заснул, ни до чего не додумавшись. Мечты наяву сменились радостными снами. Он видел себя в кругу семьи за столом, уставленным яствами. Жарко, сытно, клонит ко сну... Санька строгает аэроплан, Марья вышивает ему сорочку... А проклятые псы затеяли грызню. От сытости дурь на них нашла. Ишь, грызутся!
Но собачья грызня была не во сне, а наяву. Собаки кидались одна на другую, рычали, выли и скулили... Более сильные преследовали более слабых. Те, ища защиты у хозяина, жались к нему. Один из псов взобрался даже Ефиму на лицо. И это заставило его проснуться.
— Тьфу, пакость! — бормотал Ефим отплевываясь. Потом, сообразив в чем дело, он заорал:
— Молчать, черти! Еремка, сюда! Лорд, на место!
Утихомирив собак, он опять стал ломать голову над вопросом сколько же дней находится он под снегом. По голоду судя, дня три, по поведению собак — больше. Но, ничего не поделаешь, собак кормить давно пора, — это ясно. Но чем же кормить? У него осталось несколько сухарей, — вот и все запасы.
