До угла я с трудом, но дошла. Сползла по стеночке, пристроилась рядом с Нисфой и подёргала её за фартук, а то вдруг она меня не услышит? Зажмурилась и буркнула: «Я тебя люблю». Примерно так же неуверенно я первый раз в жизни ныряла. В нашем бассейне, когда была маленькой. Именно Нифса меня оттуда и вытащила, когда я уже начала пускать пузыри. (До одного непонятного дядиного эксперимента у нас в саду была эта модная штука — бассейн. После эксперимента сначала испарилась вода, а потом он обрушился внутрь и оплавился. Не — эксперимент, а бассейн оплавился). Кстати, я тогда вполне могла утонуть. Поэтому пришлось честно добавить: «Очень тебя люблю!» Вполне громко получилось. Или дополнение было лишним?
Нифса ка-а-ак сгребла меня в охапку! Перетащила к себе на коленки и обняла. Прощай рёбра! Вот это силища! Я выпустила из себя остатки воздуха. Получилось несколько сипло:
— А конфетка есть? — Надо же чем-то её отвлечь, а то дышать совсем нечем.
Нифса ослабила хватку, но совсем не отпустила. Ей и одной руки хватало меня тискать и не отпускать. Вторую руку она запустила куда-то под меня (ну, точно — в фартук), и мне в руку ткнулось что-то твёрдое и шуршащее. Ага, конфетка.
Пришлось открывать глаза и разворачивать вощёную бумажку. А конфетка-то не засохшая. Закаменеть не успела. Надо же… Она их что, пару лет как покупает и меняет старые на новые? Так и ждала, что я попрошу?! Всё, — у меня опять из глаз потекло. Зашью этот угол досками! Или попрошу гномов замуровать в качестве компенсации за уничтоженные клумбы.
Что-то я со слезами и открыванием глаз поторопилась. Надо было и дальше жмуриться. Моя кухарка-нянька на меня… смотрела. И как смотрела! Вас когда-нибудь любило море? Досмерти. Кажется, я опять начала тонуть, прямо как в детстве. Только на сей раз в сине-зеленом тумане. Глянула, и меня зецепило и поволокло. Куда и зачем — не знаю, но мысли кончились. Жуть. Спасли инстинкты. Я уже почти укусила конфету к тому моменту, как меня угораздило посмотреть Нифсе в глаза. Оставалось только стиснуть зубы.
Стиснула. Следом даже получилось издать некий звук. Что-то вроде «Мму!» или «Мме!» — намёк на то, что вторую половину подарочка я в себя точно не запихну. Челюсти склещило. От удивления и с перепугу.
Нифса открыла рот, улыбнулась (оооой!), нагнулась и слизнула с моих пальцев кусок конфеты. У меня сразу руки заработали. Сразу после того, как дёрнулись. Я обхватила Нифсу за шею и уткнулась носом в воротник. Ойййй ещё раз! Нормальные люди не прижимаются в таком случае, а шарахаются. Отпрыгивают, визжат — действуют нормально. А я же ей свою шею подставляю! Точно — не нормальная я. Хотя, если уж она меня раньше не съела, и даже не пыталась, то надежда на продолжение жизни имеется. Не откармливала же она меня впрок, правда?
С улыбками разобралась. Вы акулу вблизи видели? И не надо. Я, вот, вроде бы уже видела, после того как меня будильник осчастливил избыточным количеством зубов. Острых. И пугаться я вроде не должна, но… Одно дело — зубы «за проспала» и свои. И совсем другое — натуральные и чужие. У Нифсы такой изрядный арсенал во рту блеснул, что лучше бы Лидорчик забрал с собой фонарь и в подвале были полные потёмки. А он не забрал. Олух.
Ладно, если у зубастой няньки-кухарки рот занят, это же — прекрасно. И ужасно. И… И кто же это меня нянчил, если задуматься? Не мог же дядя мне такую ссс… сирену подложить. Натуральную. Вдох-выдох.
Надо было верить единственному учмагу Дома Таркесс, если уж он сказал: «Сирены были». Точно были. Подозреваю, что и не так уж давно. Не далее — как в бабушках, но не исключено, что и — в мамах. Сказка воплотилась в жизнь. И уж совсем не исключено, что сказка воплотилась в результате дядиного эксперимента. А ещё я теперь знаю, что сирены — очень опасные существа. Сказки не врут, да. Или дядя занимался запрещёнными экспериментами над живыми существами? С учётом экспериментов надо мной, несчастной, — вполне вероятно. А я-то думала, что будильник — верх несправедливости.
Кажется, последнюю мысль я высказала вслух. Нифса стала гладить меня по спине и укачивать. Как в детстве. Тепло, приятно, уютно.