М-да… Дядя подавился чаем. Яся икнула и попыталась (как мне показалось) пробуравить меня взглядом насквозь в попытке рассмотреть во мне своего синего возлюбленного. Лидорчик как обычно открыл рот. Неужели пытается постичь глубину моей трагедии? Статус «страдалицы в научных целях», который он мне присвоил, похоже, перекочевал в область героизма, как минимум. Если наш светлейший императорский отпрыск сочинит про меня балладу, я его придушу. А он сочинит. По глазам вижу. Чудовищно. «Баллада о юной деве и старом маге внутри ея плоти». Фу, пошлятина какая. Читатели будут в восторге. Особенно орки, если им кто-нибудь прочитает эту дрянь вслух. Однако, пора вернуться к насущным проблемам:
— Так что будем со мной делать? С нами, то есть?
Судя по допитому чаю, дядя уже пережил неудачу с изгнанием Короеда. Но мне совсем не нравится, как он на меня смотрит. Я не говорила, что дядя считает побочные результаты экспериментов самыми важными и достойными внимания открытиями? Если нет, то вот — сообщаю. Считает.
— Миточка, присядь и расслабься. — Дядя в своем репертуаре. — Сейчас мы с уважаемым нир Кареном обсудим сложившуюся ситуацию и непременно найдём решение.
Яся, что неудивительно, кинулась меня усаживать в кресло, Лидорчик метнулся собирать на поднос чашки, блюдца, плюшки и варенье для меня героически-несчастной. Ну, понятно. Дядя с Короедом будут беседовать, а я жевать.
— Нет, дядя. Я тоже хочу слышать обсуждение проблемы. Это и моя проблема, в моей голове и в моём теле!
— Хорошо, хорошо, Миточка…
Что-то мне эта дядина покладистость не нравится. Мой родной учмаг разговаривал со мной таким сахарным тоном, только один раз в жизни, когда я подхватила радужную лихорадку на гнилых болотах (мы с ним ценные травы как-то раз собирали в неположенном месте). А потом он лечил меня своим новым лекарством на основе этих же трав. Вот точно так же убалтывал: «Хорошо-хорошо, Миточка, не хочешь, не пей». Подозрительно.
— Короед! — Пусть уж мы все слушаем, где и в чём эти два учмага ошиблись. Две их головы — хорошо. Но может, и Яся с Лидорчиком чего присоветуют. Или станут свидетелями очередного эксперимента ради последующего запрещения моему дяде экспериментировать даже с мышами. — Короед, я разрешаю поговорить моим горлом. Только за голосовые связки не дёргай. Они у меня после твоего тембра очень болят.
Сижу… Чай не пью. Рот занят разговором, а голова о своём думает. Дядя с Короедом перебрали все варианты. В свой мир и в своё тело Короеду очень хочется. Хорошо. Но пути назад он не видит (или не может почему-то нащупать, или унюхать, или ещё как-то убраться из моей головы). Плохо. Рассоединение прошло обычным образом и очень легко. Да!? Очень хорошо. Но потом Короед почувствовал непреодолимую тягу, и его унесло обратно в наш мир. В меня. По «накатанной» дорожке. Ыртыть! Плохо. Очень плохо.
И дом-то он свой любит, и племянника очень любит, а лаборатория у него — лучшая из лучших, и тело своё, что более чем естественно, он тоже очень любит. И прямо-таки жаждет обратно в него вернуться. Главное — желание. А оно у Короеда правильное. Нормально. Хотела бы я посмотреть на мужика, который перестанет любить своё тело и захочет оказаться упакованным в девчонку… Это как надо в таком случае мозгами двинуться? В чём проблема-то? Желание стать нормальным мужиком засбоило?!
Тааак! Двинуться мозгами? Я — гений. И, кажется, знаю, в чём проблема. Я даже знаю, где она есть. Я её вижу. Проблема промокает глаза платочком и втихаря улыбается. Попробовала бы она улыбаться не втихаря после моих намёков на чёрствость и эгоизм? Верните мне голос! Немедленно!
Стучу изо всех сил по подлокотнику кресла, моргаю глазами — сигналю о желании высказаться. Есть! Ну, держитесь! Берем ингмарка за рога:
— Я знаю, что делать! Надо убить мастера Ясанну! — Вот так вот. Да, радикально, зато с гарантией. И нечего на меня смотреть как на сумасшедшую. Ладно, придётся пояснить для особо умных учмагов суть дела, а то они даже дышать перестали. — Если убить Ясанну Линарвиссэ, Таль нир Караен удалится в свой мир. В печали. В нашем мире ему будет делать совершенно нечего. И нечего желать. — Что? Опять не понятно? — Его здесь ничто не будет держать. Точнее — никто. Ему совершенно не потребуется обратно сюда хотеть. И он снова будет при теле. При своём. — Неа… До них всё-таки очень медленно доходят простые истины. Придётся объяснять совсем подробно. — Короед, буду озвучивать твои ответы. Ты себя любишь?
