Хорошо, что Лидорчик не участвовал в наших «чтениях» памяти стража, а то обзавидовался бы. Наариэль, конечно, ошибся насчёт Бабушки и даже не умер, но подвиг от этого никуда не делся, верно же? Ырбуц, как мне захотелось всплакнуть.
Чужая память такая жуткая штука при насильственном чтении, что хуже некуда — все эмоции ловятся. Бабуля сказала, что мне полезно знать данный факт. Но потом сама же мне эмоциональный фон и отсекла. Ага. А всё потому, что я поймала такую эмоцию… Наариэль сильно переживал, смогу ли я убежать при моих никаких физических возможностях. Успею или нет? И очень-очень у него ко мне была хорошая эмоция. Нежная. Да-а-а. А потом Синяя родственница отрезала мне доступ к его переживаниям, что наводит на совсем уж приятные размышления. Напрочь приятные, несмотря на второй ментальный подзатыльник.
Ну, дальнейшие воспоминания Наариэля были и так понятны, но всё-таки Короед их дочитал. Страж видел магическим зрением, как к нему «спешит на помощь» Дракон-в-его теле. Несётся прямиком в пасть к некромантке вместо того, чтобы спасать нас с Лидорчиком. Последней мыслью стража, перед тем как бабуля проникла ему в мозг и лишила сознания, был потрясающе длинный мысленный вопль, в котором склонялись, сочетались и занимались форменным непотребством все родственники Короеда, включая его пра-пра-предков. И ни одного орочьего драмзерха! Исключительно древнеэльфийский фольклор! Устно я бы эту фразу ни за что не поняла. Я её даже в переводе воспроизвести не могу — не хватает смысловых оттенков. Короче, общий посыл был такой: «Куда ты сюда бежишь, слабоумный, вместо того, чтобы бежать отсюда?» Примерно так, но в десять раз длиннее.
А кто-то утверждал, что этот восхитительный самый прекрасный из эльфов — совсем не тот, кого стоит любить. Бабуля намёк поняла и пробурчала: «Люби на здоровье». Ну, спасибо. Разрешили.
— И что мы теперь будем делать? — поинтересовался Короед.
— Знакомиться, — решила Синяя Бабушка, — а ты, Мита, молчи. Мысленно. Он о тебе не знает, и знать ему ни к чему.
Нет, ну надо же, а? Разве не понятно теперь, что Наариэль ни за что меня не выдаст? Да он же за меня фактически умер! Лидорчик, вон, всё никак не сподобится, а прекрасный страж уже почти успел.
Но меня даже слушать не стали. Задвинули щитами в дальний ментальный угол — и всё. Обидно.
Короед хлебнул водички, переменил позу и приступил к тому, что бабуля назвала «знакомиться будем». Заторможенный до состояния статуи Наариэль растормозился и попытался ощупать свою голову.
— Зачистили?! — немедленно влез с вопросом Лидорчик.
— Не м-шай, — отмахнулся от него Керосиныч, — потом расскажу.
ТоннаЭля обиделся, демонстративно налил себе вина, но его демарш вышел ему же боком.
— И нам, — потребовал Короед, — стражу тоже.
Лидорчику пришлось тихо сгорать от любопытства и обеспечивать нас питьём. Даже мне налил — неумный. Ладно, я ему потом отомщу.
Наариэль пил и активно тормошил свою память, учитывая вопрос Лидорчика. Нашёл всё, что произошло на кладбище, и спросил:
— Ну и как?
На что получил ответ от Короеда прямо в мозг:
— Нормально, главное — не сопротивляться и не дергаться. Сейчас я покажу свою… нашу память.
Хорошо показал. Качественно. Начиная со встречи в Подкове, опустив момент общения с Бабушкой, включив местного сыщика-некроманта и все ругательства Ракшассов, которые тем более невозможно перевести из-за отсутствия у нас того жуткого зоопарка, который водится в Синем Мире. Отомстил за помянутых Наариэлем предков. Ха. У стража всё равно лучше получилось. Понятнее. Отвлеклась…
Наариэль дважды давился вином и один раз яблоком, которое ему любезно сунула в руку Яся.
— Моя старшая родственница следила за детьми и охраняла их, — открыл самую главную тайну Короед, — а она — сильнейший маг моего мира. Шансов у Вас и впрямь не было, если бы Карнэль'тэор'таргал ниир Караен эр'гарх била на поражение, — после чего продемонстрировал ошарашенному Наариэлю тот самый багровый светящийся столб до небес, которым были мы с Бабушкой. Впечатляюще, ырбуц меня драмзерхом!
Мысли стража понеслись галопом во все стороны разом. Стороны включали в себя если не всё возможное, то очень многое — и изумление по поводу мысленного общения, и размышление об удобстве этого общения, его эмоциональности, открытости, сверхнужности для допросов (ну, что взять со стражей…), и смущение оттого, что он, страж, напал на весьма уважаемую персону, родственницу Короеда, что неприятно, а с учётом возможного межмирового конфликта — просто недопустимо.
