Правое лицо с сомнением молчало. Левое тоже не спешило высказаться.
— К чему он у нас присужден? — поинтересовалось среднее лицо.
Правое лицо подняло руку, требовательно пошевелило пальцами, и в них немедля оказалась толстая папка с надписью «ДЪЛО» (через «ять»). Такая же, мы помним, и на Кима была составлена. Правое лицо нежно уложило перед средним. Среднее подуло на нее, странички мягко зашелестели, сами собой переворачивались, послушно останавливаясь, где надо.
— Особая мера пресечения, — сказало среднее лицо. — Пожизненное заключение с постепенным изменением режимов.
— Это как? — спросил Петр Иванович. То ли Кима спросил, то ли членов президиума. Поскольку члены молчали, ответил Ким:
— Это просто, Иваныч. Пожизненное — значит, до гроба. Всю жизнь будешь Светлое Будущее ваять. Ну и расти постепенно. Как они говорят, режим менять.
— Что значит «режим»?
— Ранг. Звание. Должность. Сейчас ты просто Командир, а станешь Самым Большим Командиром.
— Пра-авда? — протянул Командир. — А как же теперь?..
— Теперь надо думать, — веско сказало среднее лицо. — Вы совершили преступление. Вы связались с осужденным по другой статье и вступили с ним в сговор.
— В какой сговор? Ни в какой сговор я не вступал.
— А кто ему помог бежать?
— Так ведь напали…
— Не напали, а пришли зафиксировать. По приказу.
— Я же не знал. Надо было предъявить приказ.
— Вы — Командир. Вы обязаны предугадывать любой приказ свыше.
— Ну, знаете ли, я не провидец…
Ким с любопытством слушал диалог, сам в него не вмешивался. Неожиданная радость: Петр Иванович медленно, но верно приходил в себя. Он уже не трясся осиновым листком, не млел под взглядами Больших Начальников, он уже потихоньку начинал отстаивать собственное право на поступок.
— Осужденный быть Командиром должен обладать даром провидца. Это позволит ему не ошибаться в своих командах.
— Ну, нет, — не согласился Петр Иванович, — плох тот Командир, который никогда не ошибается. Это значит, что он ошибается, но делает вид, что не ошибается. И других заставляет.
Не очень складно по форме, зато верно по сути, отметил про себя Ким.
— Вы признаете право Командира на ошибку? — в голосе среднего лица слышалась патетически поставленная угроза.
Но Петр Иванович ее не уловил.
— Ясное дело, признаю, — сказал он. — А ребята на что? Чуть что не так — поправят.
— Печально, — печально констатировало среднее лицо. — Положение, видимо, безнадежно. Не так ли, господа?
— Так ли, — сказало правое лицо.
— Увы, — сказало левое лицо.
— И каков же вывод? — спросило среднее и само ответило: — Придется менять меру пресечения… Какие будут предложения?
— Пустите его на свободу, — засмеялся Ким. Ему нравилась мизансцена. Ему нравился диалог — легкий, лаконичный, точный, нравились дурацкие персонажи. Он даже к нелепой декорации привык. — Пустите, пустите. Он на свободе одичает и погибнет.
Но Един в Трех Лицах его не слушал. (Или, вернее, не слушали?..) Лицо советовалось внутри себя.
— Расстрелять? — спросило правое.
— Круто, — поморщилось левое. — Все-таки бывший наш.
— Не был я ваш, извините, — быстро вставил Петр Иванович, напряженно вникающий в ход обсуждения, не без волнения ожидающий решения, но собственного достоинства при этом терять не желающий. — Свой я был, свой.
— Тем более, — сказало правое лицо.
— А что? — вопросило среднее лицо. — Рас-стре-лять?.. В этом что-то есть… Круто, конечно, вы правы, но каков выход? Кассировать по состоянию здоровья? Рано, молод. На дипломатическую отбывку срока? Не заслужил. Перемена статьи?..
— Точно! — утвердило левое лицо. — Перемена. Пожизненное, но — без изменения режима!
Лица понимающе переглянулись.
— Хорошо, — легко улыбнулось среднее лицо. И в тех же скупых пропорциях расцвели улыбки на лицах левом и правом. — Утверждаем. Приговор окончательный и никакому вздорному обжалованию не подлежит.
— Ну, дали! — возликовал Ким, вмазал Петру Ивановичу по широкой спине.
— Ну, забой! Ну, улет!.. Ты хоть понял, Иваныч? Они тебе пожизненное впаяли. И — по нулям. Как был простым Командиром, так простым и помрешь. Плакали твои лампасы.
Петр Иванович на приговор реагировал достойно. Петр Иванович не зарыдал, в ноги членам президиума не кинулся. Петр Иванович достал из кармана клетчатый носовой платок, трубно высморкался, аккуратно сложил его и только после этого процесса очищения заявил:
