— А теперь кто? — задал очередной вопрос Чернов, дежурный вопрос, поскольку не так уж его интересовала загадка национальной миграции случайного партнёра по камере.
— А теперь — как все. Гражданин Мира Виртуального Потребления. — Фраза эта прозвучала вполне всерьёз.
Разговор вёлся всё-таки по-английски.
— Шутка такая? — Чернову становилось любопытно.
— С чего бы? — удивился очкарик. — Какие тут шутки? Над этим, парень, не шутят хотя бы потому, что чувство юмора в Мире Виртуального Потребления — или МВП для краткости — не поощряется повсеместно, но дозволено лишь там, где уместно.
— Где, например?
— Например, в Парках Смеха. Или в Залах Зрелищ. Или в Зонах Удовольствий.
— Это где и это что?
— Ты, парень, неместный, что ли?
— Угадал.
— Вот и соврал! Неместный в МВП попасть не может в принципе, а коли попал — его место у параши, — последняя часть фразы, понятно, по-русски. — Dura lex sect lex.
— Именно поэтому я здесь, — с грустью сказал Чернов. — Только, кажется мне, ваш закон не просто суров, но и… как бы сказать, чтоб не обидеть власти предержащие… не очень логичен. Ведь за что меня взяли? Бежал себе, торопился на встречу… — И ведь не солгал.
Очкарик поднял очи горе, поводил башкой, намекая, стало быть, что Всевидящий и Всеслышащий — всюду, камера — не исключение. Сказал строго:
— За это, парень, не арестовывают. Тебя же в Парке взяли, так?.. А в Парках бегать никому не возбраняется. У нас только и бегать, что в Парках… Не-ет, парень, тебя взяли не иначе как за отсутствие разрешения на пребывание в МВП. Я прав?
— Частично, — позволил себе улыбнуться Чернов. — За отсутствие идентификационной карты, уж не ведаю, что это за штука такая.
Очкарик отшатнулся. Буквально. Отпрянул от Чернова и даже отодвинул от него на шконке свой тощий зад, обтянутый тюремной серой рогожкой. И дальше повёл себя совсем загадочно. Подтянулся на руках, улёгся на шконку, вытянув ноги в бумажных носках с большими дырами на пятках. Пятки сквозь дыры стерильными не выглядели. Уткнулся в плоскую подушку, произнёс отрешённо, словно и не было разговора, не было даже испугавшего его заявления про карту:
— Поздно уже. Сейчас вертухаи по камерам пойдут. Ложись-ка ты, Каин, надо мной, там свободно. Жрать тебе всё одно не положено до утра. Спи. А срок придёт — проснёшься.
И вполне натурально захрапел. Как выключился из дня и включился в ночь.
— Почему Каин? — спросил вслух Чернов. Просто так спросил, ответа ни от кого не ждал. Да и не получил бы: все кругом активно следовали частному совету очкарика, имени которого Чернов так и не выяснил. Подтянулся на руках, лёг на жёсткую кровать, подумал: а и впрямь не стоит зарекаться ни от сумы, ни от тюрьмы. Тюрьма — вот она. Странно, что достала она Чернова в тридевятом ПВ, в непонятном МВП, а в своём ПВ — Бог миловал. А здесь Сущий достал. Хотя он — един и неделим, но характер его в разных ПВ проявляется ну о-очень по-разному… А что до сумы… Почему-то думал: будет и сума. Всё будет, грустно думал Чернов, глядя в близкий тюремный потолок с вулканическими трещинами на старой побелке. Этот отстойник — или что это? — никакой не конец Пути, а самое начало. Семечки пока. Дальше будет «кручее и кручее», права соседская девочка…
А тут и впрямь загремели в дверях замки, открылась дверь, кто-то — чёрный силуэт на фоне ярко освещённого квадрата — гаркнул:
— Отбой! Всем спать!
И закрылась дверь с тем же гадким лязгом.
Тихо было в камере. Очень законопослушны преступники в здешней тюряге, сказано: «Отбой!» — значит надо лечь и притихнуть до подъёма. Опять-таки, если судить по русским боевикам, в российских тюрьмах после отбоя самая жизнь и начиналась — иной раз до смерти. До чьей-то. А тут… За что их-то сюда повязали? Тихие мирные граждане, сопят-похрапывают в подушки…
Снизу свистяще прошептали:
— Не спишь?
Чернов свесил с койки голову. Очкарик смотрел на него сквозь толстые линзы.
— Не сплю.
— Тогда слезай и — мордой в пол. Не отползай от койки больше чем на десять сантиметров: засекут. Торопись. Следующая проверка — через час.
Чернов послушался, хотя не понял, куда он должен торопиться — это в замкнутой со всех сторон камере-то. Аккуратно, стараясь стать плоским, как бумажный человек, сполз вниз, Следом нырнул под шконку очкарик, улёгся рядом с ним.