И Чернов пошёл в указанную стариком улочку — искать таинственного Зрячего. Опять с прописной буквы! Чернов уже привыкать начал к тому, что в этом ПВ всё — великое, а на малое и внимания обращать не стоит…
Кузницу он нашёл сразу — по стуку. Кузнец, здоровенный седой мужик, навскидку — лет пятидесяти, ковал, как полагается, что-то железное, похоже — лезвие для какого-то инструмента. Возможно — для меча или сабли, если таковые здесь в ходу. Был он огромен и могуч, обнажённый до пояса торс вполне подошёл бы чемпиону по бодибилдингу, и, если б дело происходило в России, Маноло вполне мог бы послужить натурой для портрета легендарного кузнеца Вакулы. Во всяком случае, так подумал начитанный Чернов.
Он встал на пороге кузницы. Вакула, то есть Маноло, продолжал работу, не обращая внимания на незваного гостя. Что-то подсказывало Чернову, что есть смысл постоять, подождать, не навязываться. Поглядеть с заметной долей восторга и уважения за виртуозной работой мастера. Он и стоял. И смотрел. И достоялся до результата. Кузнец отложил молоток, сунул лезвие в чан с водой, — оно зашипело, пар поднялся, — вытер лоб тыльной стороной ладони, спросил:
— Меня ждёшь?
Голос был неожиданно негромким.
— Тебя, — подтвердил Чернов. Добавил: — Если ты — Зрячий.
Кузнец отвернулся, откуда-то из тьмы кузницы выудил глиняный жбан и припал к нему. Пил долго, кадык ходил поршнем под короткой седой бородой. Напился. Вытер руки донельзя грязной тряпкой, сказал:
— Иди за мной, — и пошёл вглубь, пропадая в темноте.
Чернов поспешил за ним, нырнул в дверку, открытую кузнецом в дальней стене, и оказался в тесной и светлой комнате мебели в которой всего-то и было, что деревянный стол да два табурета — близнецы тех, что стояли в доме Кармеля.
— Садись, — бросил на ходу кузнец и вышел в другую дверь.
Чернов послушно сел, не очень понимая, почему так послушен. На белой стене висел клинок с простой рукоятью, обмотанной чёрным шнуром. Клинок был белым, блестящим, витая гарда — жёлтой, матовой. Вероятно, работа хозяина, которой он почему-то гордится, раз вывесил как украшение абсолютно аскетичного помещения.
Кузнец вернулся и поставил на стол кувшин и два кубка. И кувшин, и кубки были металлическими, коваными, украшенными узором, тоже сделанным из металлической нити.
Кузнец разлил по кубкам вино из кувшина, сел напротив Чернова, поднял свой, зажав его в огромной, чёрной от огненной работы лапище.
— Мир тебе, — сказал коротко.
Не дождался ответа, выпил залпом. Чернов быстро вошёл в темп:
— И тебе мира, Зрячий, — и тоже выпил всё разом.
Кузнец снова разлил вино по кубкам, но пить не стал. Спросил:
— Зачем я тебе?
— Не знаю, — честно ответил Чернов.
— Зачем же пришёл?
— Не знаю, — повторил Чернов. — Что-то внутри… что-то вело…
— Ты тоже — Зрячий?
— Вряд ли, — ответил Чернов. — Я вижу только то, что вижу. Я — Бегун.
— Откуда куда?
— С Пути на Путь.
Фразы опять возникали сами собой. Разговор напоминал Чернову беседу двух клиентов сумасшедшего дома. Кузнец, правда, ответил не сразу, а будто послушал кого-то невидимого и неслышимого. И ответ его вполне подходил такой беседе.
— Ты уже на Пути.
И всё же Чернов сумел прорваться в оную беседу самим собой, а не китайским болванчиком, которому кто-то подсказывает сумасшедшие реплики — как, по-видимому, и кузнецу.
— Откуда ты знаешь про Путь?
— Я не знаю. Я просто говорю слова, которые сами возникают в моей голове. Я — Зрячий. Я умею видеть то, что не видят другие, слышать то, что не слышат другие. Я умею. Но я не могу объяснить своё умение. Оно просто есть и — всё… Разве птица знает, почему она поёт? Просто поёт… Мгновенье назад я не знал слова «Путь», а теперь знаю. Но совсем недавно я не знал и тебя, Бегун. Ты пришёл, и я увидел: вот пришёл Бегун. Он — на Пути. Но я не понимаю, что это значит…
— Ты — Зрячий, а я — слепой, — засмеялся Чернов. — Освети мне мир вокруг меня, и я, быть может, сумею прозреть… — Это он опять сам придумал такое, без всякой подсказки. И без подсказки развил тему: — А прозрев, увижу дверь, за которой лежит следующий Путь.
— Ты её открыл, ты уже на Пути, — повторил кузнец. — Вошёл ко мне в кузню — считай, что открыл. — Подумал мгновенье над сказанным. — Получается, что я — ключ от двери… — Тоже засмеялся. И немедля отвлёкся от темы: — Выпьем?
