Минут за пятнадцать до окончания матча А. Гогоберидзе, все время проявлявший большую активность, великолепно сыграл без мяча и вышел на свободную позицию. Партнеры сразу увидели этот маневр. Последовал точный пас, и нападающий тбилисцев оказался один на один с нашим вратарем в районе одиннадцатиметровой отметки. Якушин от волнения глубоко вздохнул, закрыл лицо ладонями. Крижевский там, на поле, бросился под ноги сопернику, но уже последовал удар — сильный, резкий. Яшин прыгнул и достал мяч самыми кончиками пальцев, этого легкого движения оказалось достаточно, чтобы он изменил направление и, взвившись свечой, ушел за лицевую.
— Не попал! — крикнул мне на ухо Якушин, которого вывел из оцепенения яростный рев стадиона.
— Левка отбил…
— Ну и ну! В него попали, что ли?
— Какой там! В угол шел…
Михаил Иосифович махнул рукой, словно не веря тому, о чем я рассказывал. Да в это и в самом деле трудно было поверить. Наверное потом, уже в расцвете своей славы, он не смог бы повторить такой бросок: только молодости дается подобная реакция. Но разве скажешь, когда кончилась его молодость?
До конца состязания оставалось всего пять минут и Якушин уже рассуждал о том, как строить игру в добавочное время, когда последовала комбинация Рыжкин — Бесков, и Костя с границы штрафной забил гол.
Борис Пайчадзе, тренировавший тогда тбилисцев, пришел в нашу раздевалку, чтобы еще раз, в неофициальной обстановке поздравить ребят. Грустно улыбнувшись, он сказал Якушину:
— Одна ошибка Маргания и безошибочная игра Яшина: в результате — вы в финале.
Что ж, это была, действительно, очень точная оценка прошедшего состязания, в котором две великолепные линии нападения за девяносто минут смогли лишь один раз поразить цель.
В полуфинале нашим соперником стал донецкий «Шахтер», неудачно выступивший в сезоне 1952 года в высшей лиге и перешедший в класс «Б», Нужно ли говорить, как хотелось горнякам победить, реабилитировать себя за прошлые неудачи, заставить вновь с большим уважением говорить о себе. Старший тренер нацелил коллектив на трудный матч, но все равно мы не ожидали такой ярости, с которой весь первый тайм атаковали украинские мастера. Победив со счетом 1:0, мы радовались, как дети. А вечером, за ужином, Костя Крижевский поднял стакан чая и сказал:
— Лева, вообрази, что это коньяк. И я пью за тебя, потому что ты снова спас нас в этой игре.
Спас он и в финале, когда при счете 0:0 бросился отчаянно в ноги прорвавшемуся к нашим воротам нападающему куйбышевского «Зенита» Бровкину. Яшин пролетел в воздухе метра три и накрыл мяч в тот момент, когда Бровкин произвел удар. Леву на руках унесли с поля, Я посмотрел на трибуны, озаренные светом прожекторов. Все, словно сговорившись, встали со своих мест, провожая горячими аплодисментами человека, игра которого начинала им нравиться, в которого они все больше и больше верили.
Когда Сергей Сальников забил решающий гол, Лева, уже одевший тренировочный костюм, наклонился ко мне и крикнул:
— Ну, что я говорил?!
И еще я помню динамовскую стенную газету, посвященную итогам сезона, огромный портрет Левы с хоккейным и футбольным кубками, и подпись к ним:
Отлично служит
и нашим,
и вашим
Наследник Кандидова —
Лева Яшин!
Мы встречаемся с ним очень часто: с Владимиром Михайловичем Ивашковым нас связывает совместная работа и старые добрые отношения. Сейчас он сотрудник Спорткомитета РСФСР, заслуженный тренер республики. Немногословный, несколько погрузневший, он для тех, кто его не знает, может показаться человеком, всю жизнь отдавшим кабинетной суете, разговорам по телефону, надоедливому копанию в заявках и графиках.
А я отлично его помню молодым, подвижным, отчаянным защитником московского «Локомотива» начала пятидесятых годов. Он не относился к тем, кого именуют «звездами», но игра его всегда была продуманной, четкой и надежной.
Как-то во время одной из наших обычных бесед я поделился с Володей своими планами новой книги.
— А ведь я был одним из «крестников» Яшина,— сказал он,
— Каким образом?
— Послушай: история короткая, но вдруг она тебя заинтересует…
