Кучка мужчин оторвалась от толпы и побежала в переулок. Я вцепился в пробегающего человека-амфибию. Он резко повернулся ко мне.
— Какого черта там творится?
Он хлопал губами, как рыба на суше, складывая слова, понятные в обычной жизни.
— Это со взрыва… — проговорил он. — Только что привезли тела после взрыва в Шраме!
Я перехватил его за другое плечо:
— Что случилось?
— Часа два назад… Они проложили кабель примерно на четверти дистанции… И тут весь разлом подался. Полчаса извергался подводный вулкан, черт бы его побрал. Толчки идут до сих пор.
Жоан бежал к пристани. Я оттолкнул амфибию и похромал за Жоаном. Мы пробились через толпу (ситец, холст, зеленые чешуйки).
Трупы вытаскивали из люка подводной лодки и укладывали на расстеленный брезент. Корпорация по-прежнему возвращает тела на родину, чтобы семья решила, как именно хоронить погибшего. Когда разлом подался, он изрыгнул в море огненную лаву — в основном расплавленный кремнезем.
Четыре тела были лишь слегка обожжены в нескольких местах; судя по распухшим лицам (у одного из уха вытекла кровь), они погибли от звукового удара. Но несколько других были почти полностью покрыты коркой тусклого черного стекла.
— Торк, — не переставая спрашивал я. — Один из них Торк?
У меня ушло на это сорок пять минут. Сначала я приставал с вопросом к людям, которые укладывали трупы, потом залез в подводную лодку и там допрашивал какого-то типа с клипбордом, потом вылез обратно на причал и пошел в контору. Там я наконец выяснил, что одно из неузнаваемых тел в самом деле принадлежит Торку.
В кафе на площади Жоан принес мне стакан кефира. Рыбак долго сидел неподвижно. Наконец стер белые усы, убрал ноги с перекладины стула, оперся руками о колени.
— О чем ты думаешь?
— Думаю, что пора идти чинить сети. Завтра утром выйду на лов. — Несколько секунд он смотрел на меня молча. — Кэл, где мне завтра ловить?
— Ты думаешь о том, что… отправил сегодня детей?
Он пожал плечами:
— Рыбаки из нашей деревни иногда гибнут. Но это по-прежнему рыбацкая деревня. Так где мне ловить?
Я допил кефир.
— После извержения в воде над Шрамом дофига минеральных солей. Сегодня там разрастутся водоросли. В глубине будет ходить мелкая рыбешка. Крупные рыбы — над ней.
Он кивнул:
— Хорошо. Завтра выйду на лов туда.
Мы встали.
— До свидания, Жоан.
Я похромал назад, к пляжу.
V
К десяти полотно тумана, прикрывающее пляж, рассеялось. Я расхаживал по песку, приподнимая палочкой клубки водорослей и постукивая той же палочкой по больной ноге. Дохромав опять наверх, на скалы, я застыл в неподвижной траве:
— Ариэль?
Она стояла на коленях в воде, опустив голову. Рыжие кудри расступились, открыв жабры. Ее плечи затряслись, замерли, снова затряслись.
— Ариэль?
Я спустился по камням, покрытым пузырями.
Она отвернулась и уставилась в океан.
Детская любовь так важна и так хрупка.
— Ты давно тут сидишь?
Теперь она поглядела на меня. Капли морской воды и другой соленой влаги смешались у нее на лице, застыли на впалых щеках. Лицо было изможденное. Она покачала головой.
Сколько ей лет — шестнадцать? Семнадцать? Как фамилия того гениального психолога, заявившего в семидесятых годах, что подростки — умственно и физически те же взрослые, только не заняты полезной работой?
— Хочешь, пойдем в дом?
Она замотала головой еще чаще, потом остановилась.
После паузы я сказал:
— Наверно, тело Торка отправят обратно в Манилу.
— У него не было родных, — объяснила она. — Его похоронят тут, в море.
— А, — сказал я.
А волны будут таскать грубое вулканическое стекло туда-сюда по песку, меняя форму, стачивая острые углы…
— Ты ведь… Торк ведь тебе нравился, да? Мне показалось, вы друг к другу привязаны.
— Да. Он был очень хороший… — Тут она поняла, что я имею в виду, и заморгала. — Нет. О нет. Я была… была помолвлена с Джонни. Это тот, из Калифорнии, шатен… Ты видел его вчера на празднике… Мы оба из Лос-Анджелеса, но познакомились только тут. А теперь… его тело отправят обратно сегодня вечером.
Глаза очень широко раскрылись, потом зажмурились.
— Мои соболезнования.
Я неуклюжий калека; вечно наступаю другим на больные места души. Наверно, я слишком пристально гляжу в зеркало на несбывшееся и потому не вижу, что творится вокруг.
