Военный атташе полковник Жувель потом вызвал к себе «проголодавшегося» Карбона и сказал:
— Карбон, получите две недели строгого ареста. Вы отсидите на пересыльном пункте и будете находиться там в распоряжении майора Смита.
Карбон прищелкнул каблуками:
— Слушаюсь, мой полковник.
В течение двух последующих недель из-за Карбона вся французская колония была словно в лихорадке. Появились карбонисты и антикарбонисты. Слухи об этой истории дошли до самого шаха. Начальство боялось, как бы это не переросло в дипломатический инцидент. А в это время на пересыльном пункте Карбон и майор Смит прониклись друг к другу необычайной симпатией на почве глубокого уважения, которое они питали к виски. Когда вышел срок наказания, Карбон не проявил ни малейшего желания покинуть своего нового друга и тюремщика. Приказания не помогали, пришлось прибегнуть к угрозам. И спустя еще долгое время Карбон не раз с любовью вспоминал виски сорта «блэк энд уайт» и майора Смита.
У меня из жизни в Тегеране сохранилось воспоминание об одной охоте на волков на горных склонах Демавенда и о том, как я опоздал во время почетного визита в иранский Сен-Сир. За это я был вызван к полковнику, который сказал:
— Каждое утро вы будете являться на манеж военной школы. Там вы будете получать от дежурного иранского офицера самую норовистую из чистокровных иранских лошадей. Я хочу посмотреть, удастся ли вам ее приручить. Это принесет вам только пользу.
— Но я же летчик, а не кавалерист, — возразил я. — Кроме того, я никогда не ездил верхом. Приручение лошади, возможно, и является наиболее благородным завоеванием человека, но я все же предпочитаю этому виски. Направьте меня лучше на пересыльный пункт…
Полковник нахмурил брови, но не мог удержаться от улыбки.
— Убирайтесь, — проворчал он, — на этот раз я вас прощаю. Но в дальнейшем извольте быть аккуратнее. Франция должна быть всегда точной.
В Тегеране нас представили майору Пуйяду, нашему будущему командиру. Мы познакомились с Матисом, возвратившимся после ранения в Каир. Несколько ночей напролет мы его расспрашивали о России. С тревогой в сердце мы следили за развертыванием событий на конференции, от которой, говорили, зависит наша судьба. Но вот в один из декабрьских дней 1943 года нас сажают в огромный советский самолет, и, следуя по пути пионеров «Нормандии», мы направляемся в Россию.
Баку. Здесь наш первый русский обед: котлеты, картошка, блины, которые мы запиваем чаем и молоком.
— Обжоры, поторопитесь, — бросает Вердье, держа в руке словарь. — Вылетаем.
Над Кавказом идет снег. Холод нам кажется ужасным. А мы так легко одеты.
Погода не улучшается. Наш маршрут изменен. Вместо того чтобы сделать посадку на сталинградском аэродроме, мы поворачиваем к Каспийскому морю и застреваем в Астрахани. Волга уже скована льдом. Соваж так окоченел, что не может даже открыть рта, чтобы сказать несколько слов. Мои полуботинки из черного шевро на тонкой подошве имеют жалкий вид. Я пытаюсь согреть ноги, пританцовывая на месте, проклинаю снег и холод, что довольно странно для бывшего чемпиона Франции по лыжам среди студентов университетов.
Нам предлагают открытый грузовик для ознакомительной поездки в Астрахань. Предложение принимается. Мы никак не можем двинуться с места. Дует ледяной ветер. Наш водитель, засунув голову под крышку капота, кажется, изучает свой мотор, как воскресный ребус.
Наконец мотор затрещал. И вот мы, проголодавшиеся, стуча зубами, шмыгая носами, дурачась, трясемся в автомашине по дороге к гостинице «Интурист». В первый же вечер мы решили познакомиться с русским кафе. Марши, Соваж и я идем наудачу, навстречу мелкому колючему снегу. Неожиданно вдали свет и шум.
Я говорю:
— Мне кажется, это должно быть кафе.
Ускоряем шаг. Подходим. Толкаем дверь. Сидящие за столиками не были бы более ошеломлены, если бы увидели входящих марсиан. Мы поворачиваем назад и бродим по улицам.
Из громадных рупоров доносятся ставшие впоследствии такими знакомыми слова: «Говорит Москва». О! Это радио на улицах, это «говорит Москва», металлический и чистый бой Кремлевских курантов! Кто из нас не вспоминает об этом? И кто из нас может сказать, что эти звуки до сих пор не стоят в наших ушах?
