— Однако, майор Пуйяд, не следует никогда забывать о том, что путь, который нас ожидает, будет длинным и тяжелым. Поэтому я требую, чтобы без приказа или разрешения командования дивизии вы лично не вылетали на боевые задания.
— Слушаюсь, мой генерал, — ответил Пуйяд, заметно раздосадованный и решивший про себя никогда не считаться с этим ограничением.
Через три часа после разговора с генералом Пуйяд вылетает на барражирование во главе группы из шести «яков». Какая удача! Отряд захватывает врасплох двух «юнкерсов», имевших неосторожность и нахальство прогуливаться без сопровождения истребителей. Короткая, отрывистая команда по радио, и де Форж, Леон, Альбер и Риссо начинают классический захват в «клещи». Все совершается мгновенно. Несколько разворотов, и «яки» оказываются в хвосте «юнкерсов». Воспламеняется мотор первого бомбардировщика. Почти отвесно он пикирует к земле. Стрелок кормовой турели не отвечает. Он, видимо, убит первой же пулеметной очередью. Длинный шлейф густого черного дыма тянется за фюзеляжем. Создается впечатление, что самолет вот-вот врежется в виднеющуюся внизу маленькую березовую рощу. Ничего подобного! Величайшим усилием летчик выводит самолет из пикирования. Словно большая подбитая птица, он, судорожно покачиваясь, скользит параллельно земле, а затем взмывает в небо и скрывается в облаках.
Через четверть часа после возвращения «яков» на аэродром пехота сообщила о падении подбитого вражеского бомбардировщика. С самым невозмутимым видом майор Пуйяд докладывает генералу Захарову:
— Товарищ генерал, сегодня, 19 июля, мы преподносим вам нашу тридцатую победу.
Генерал весело смеется:
— Ох, эти французы! Дисциплинка у них, видно, не на высоте, но это не помешает им очень скоро иметь в своих рядах Героев Советского Союза.
В этот же день, то есть 19 июля, прибывает новый летчик — аспирант Ларжо и возвращается из московского госпиталя де ля Пуап, которого Альбер обвинял в том, что он «оброс жиром», позабыв все из-за хорошеньких медицинских сестер московского госпиталя в Сокольниках.
Поздно вечером стало известно, что на соседнем аэродроме приземлился первый летчик, дезертировавший из немецкой армии.
— Если они все последуют его примеру, мы очень скоро превратимся в безработных, — шутит в офицерской столовой Ля Пуап, потирая от удовольствия руки при виде фронтовой порции водки.
— Ну, на это особенно не рассчитывай, — замечает Альбер, как бы предчувствуя, что его товарищ и он сам после окончания войны будут носить на груди Золотую Звезду за одержанные победы.
Вскоре из Москвы прибывает новое пополнение:
Дени, Астье, Фуко, Рей, де Сибур — сын знаменитого летчика и, наконец, Фору — стройный красавец, приехавший в Россию прямо со студенческой скамьи из Алжира. С этим же самолетом пришел список первых награжденных.
Сразу же после прибытия самолета весь летный состав выстроился на площадке около небольшой мачты, на которой развевались советский и французский флаги. В небе слышался отчетливый гул самолетов, летящих по направлению к фронту. Из-за горизонта доносился приглушенный грохот артиллерии. Вдали над рощами медленно клубился черный дым пожаров, раздуваемый степным ветром. Это были волнующие минуты и для тех, кого уже называли «старичками», и для еще «зеленых».
Перед строем в положении «смирно» застыл командир эскадрильи Пуйяд. Говорит советский офицер, отчеканивая каждое слово:
— Майор Пуйяд, от имени Советского правительства я имею честь передать вам ордена Отечественной войны, которыми награждены погибшие в бою майор Тюлян и капитан Литольф.
И два ордена тут же прикрепляются к оставшимся после их гибели парадным кителям.
Затем награды получают Дюран, Лефевр и Дюпра. На лацканы их походных мундиров прикалывают ордена, на которых сверкают позолоченные серп и молот. Едва награжденные успели принять самые искренние поздравления своих друзей, как по лагерю мгновенно распространяется важная новость: скоро уедут наши механики. Они будут направлены на Средний Восток, а их заменят русские, не боящиеся тяжелых климатических условий и лучше знающие тонкости «яков».
