Наиболее серьезной угрозой оставалась советская бронетехника, теперь действовавшая за японской линией фронта. Весь день офицеры 2‑го батальона наблюдали в бинокли за неравным боем частей 71‑го пехотного полка с советскими танками. Отступление 71‑го полка неизбежно означало, что левому флангу 2‑го батальона будет угрожать больше советских танков. Для обороны открытого левого фланга был направлен один взвод 5‑й роты. В 21:00 около тридцати вражеских солдат поднялись по склону к позициям 5‑й роты, но после применения ручных гранат и рукопашной схватки были отброшены. К тому времени по японским оценкам батальону противостояли около 1000 советских пехотинцев, 25 танков и 30 орудий.
23 августа вражеские гаубицы открыли огонь по японским позициям из естественных укрытий за высотами Моко, добавив свою огневую мощь к и без того сильному обстрелу. Огонь с высот Моко был особенно эффективным, и потери японцев продолжали расти. Казалось бы бесконечное количество имевшихся в распоряжении советских войск боеприпасов, танков, самолетов и живой силы начало влиять на боевой дух японских солдат. Хотя в журнале боевых действий утверждается, что боевой дух 2‑го батальона по–прежнему был высок, позже японские военные психологи выяснили, что солдаты были разочарованы и подавлены невозможностью ответить на советские обстрелы[133]. Офицер медицинской службы, служивший с 7‑й ротой, удивлялся: «Чем заняты наши танки и авиация? Я не вижу ни одного японского танка или самолета»[134].
Советская пехота снова наступала под прикрытием артиллерийского огня. В 7:30 пользуясь утренним туманом, до 150 солдат с двумя тяжелыми пулеметами при поддержке пяти танков попытались прорвать центр позиций 6‑й роты. Когда последний взводный командир был ранен, командование обороной принял сержант. Огнем пулеметов и штыковым ударом атака противника была отражена. Батальонная артиллерия, стреляя в упор, поддержала защитников, заставив противника отступать по песчаному склону. Хотя советские солдаты при отступлении бросили два тяжелых и два легких пулемета, японская батальонная артиллерия расстреляла почти все боеприпасы. Лишь немного снарядов оставалось для отражения следующих атак. Кроме того, по японским данным противник получал подкрепления, и к бою присоединились новые советские подразделения, таким образом, число вражеских пехотинцев, противостоявших 2‑му батальону, увеличилось, по оценкам японцев, до 1200 солдат[135].
Атаки японских позиций продолжались. 5‑я и 6‑я роты провели день, пытаясь укрыться от огня советской артиллерии и отбивая попытки разведки боем, проводимые советской пехотой. В 13:00 на позиции обеих рот начали падать минометные снаряды, и еще больше японских солдат было убито и ранено. Японская батальонная артиллерия молчала, у нее оставалось слишком мало боеприпасов, чтобы вести контрбатарейную борьбу с советскими минометами.
Еще более тяжелой, чем нехватка боеприпасов, была нехватка воды. Японские солдаты уже действовали как роботы, забыв о еде и сне, и сражаясь просто чтобы выжить еще несколько часов. Майор Кадзикава пытался вдохновить солдат своим примером, обходя позиции рот во время сильного обстрела. Присутствие командира посреди воющих над головой снарядов и взрывов помогло поднять дух солдат, хотя именно такое поведение и ожидалось от офицеров. «Важно, чтобы офицеры поступали именно так»[136].
Но даже боевой дух не мог заменить боеприпасов. Ночью 23–24 августа 5 советских танков с взводом пехоты (около 30 солдат) снова попытались прорвать центр позиции 6‑й роты. Только после ожесточенного рукопашного боя удалось отбросить вражескую пехоту, которая шла впереди танков, вероятно, пытаясь создать прорыв, в который могли бы войти танки. Еще советские танки и пехота атаковали взвод 5‑й роты, защищавший левый фланг и тыл батальона, и захватили его слабо защищенную позицию. Дезорганизованные уцелевшие японские солдаты отошли на юго–восток, к основным позициям батальона, а советские танки направились на север. По лязгу гусениц и реву моторов японцы приблизительно определили, что батальон окружают около двух десятков советских танков. Телефонные кабели были разорваны огнем вражеской артиллерии, и эта информация не могла быть своевременно передана в штаб полка или дивизии.
