— Понятно.
Молчание затягивалось. Дана сообразила, что Морн не очень разговорчивый, и решила его мягко подтолкнуть.
— Ты хочешь поговорить об этом?
Он отвернулся.
— Нет.
Она решила начать сама этот трудный разговор.
— Ты хочешь поговорить? Задать мне какие-нибудь вопросы?
— О чем в твоей паре ты скучаешь больше всего?
Это был сложный вопрос. Дана задумалась.
— Не могу назвать что-то одно, но если начать перечислять, во-первых, я бы упомянула про смех. — Она улыбнулась воспоминаниям, пробившимся сквозь ее мысли. — С Томми было очень весело. Он мог заставить меня смеяться несмотря ни на что. — Придя в себя, она сказала: — Я скучаю по нему, когда забираюсь в кровать. Я чувствовала себя в безопасности и сразу же прижималась к нему, прежде чем уснуть.
Морн повернулся к ней лицом. Встретившись с ним взглядом, Дана поразилась слезам в его глазах. Синие и осенние оттенки, казалось, стали ярче, и у нее перехватило дыхание.
— Я жил только ради своей пары, а теперь у меня никого нет.
Дана не понимала этого.
— Как ее звали?
На его щеке задергался нерв, а слезы высохли.
— Я не могу произнести вслух ее номер. Слишком больно.
— Номер?
— Она не выбрала имя. «Мерсил» присваивала нам номера. Я отказывался взять имя, пока она не умерла, раз у нее его не было.
Для Даны это звучало ужасно и душераздирающе. Женщина, которую Морн любил, болела, и когда наконец-то оказалась на свободе, не смогла воспользоваться ею в полной мере. Она мысленно представила себе надгробие с выгравированным на нем простым номером вместо имени. Так трагично.
— Мне очень жаль.
— Это не твоя вина. И не все люди одинаковые, я знаю. Ты не причастна к ее гибели.
— Мне так жаль, что вам пришлось такое пережить. Назови это извинением за всех козлов в мире. Жизнь несправедлива.
— Нет. — Он потянулся к ней, но не прикоснулся.
Дана сжала его руку.
— Дела пойдут лучше. Я думала о Томми постоянно, когда он умер. Это была бесконечная агония. Прошло время, и стало легче. Несколько дней могут пройти, когда я не думаю о нем вообще. — Большим пальцем она погладила пальцы Морна, надеясь его утешить. Его рассказ растрогал ее. — Тогда я чувствую себя виноватой. — Она улыбнулась. — Так ждешь этих дней, а когда они наступают, и приходят воспоминая, чувствуешь себя паршиво. Меня уверили, что это часть процесса исцеления.
— Я пытаюсь не думать о ней.
— Это нормально.
— Я чувствую вину.
Она кивнула.
— Вина выжившего. Так это называют.
— Ненавижу быть в одиночестве.
— Ты не одинок. Я здесь, да и рядом с тобой всегда много Новых Видов.
— Ты знаешь, о чем я. Спать одному, есть одному. Абсолютная тишина — вот что ужасно.
Дана кивнула.
— Именно. — Она подвинулась ближе к нему. — Ты должен постараться найти друзей. Это действительно помогает. Я потеряла многих после смерти Томми. Некоторые избегали меня, потому что не смогли справиться с его утратой, или, вероятно, просто не знали, что сказать. Некоторых людей избегала я сама, потому что терпеть не могла то, как они на меня смотрели. Жалость — отстой. — Она замолчала на мгновение. — Некоторые люди вели себя так, как будто моя потеря заразная, и боялись меня, как чумной. Это напоминало им, что их собственная жизнь может рухнуть в одночасье. Я была экспонатом А.
Он обернулся и посмотрел на нее.
— Экспонат А?
— Свидетельство того, что может случится с ними, если они потеряют любимого человека.
— Некоторые Виды используют меня в качестве примера, почему не надо обзаводиться парой и нуждаться в единственной. Ее потеря причинит боль.
— В точку. Ты для них тоже экспонат. — Дана улыбнулась. — Я нашла новых друзей, тех, кто не знал Томми. Они не сравнивали меня до и после. Это помогло. Для них я была просто Даной.
— Все меня знают здесь и в Заповеднике.
— У тебя появился новый друг. — Она слегка наклонилась и столкнула его руку со своего плеча.
Он улыбнулся, и это было убийственно. Улыбка преобразила его лицо, и Дана потрясенно уставилась на него. Морн был привлекательным, но улыбающийся, счастливый Морн сражал наповал. Доказывая тем самым, что не останется надолго один, если только позволит другой женщине ему помочь.
