Мое раннее детство прошло в нем.
С мамой мы виделись в прошлом году – бабушка позволила погостить у нее на осенних каникулах. Целую неделю я могла играть с Масиком – сводным братишкой Макаром, гулять по широким улицам, предаваться мечтам, которые почему-то не казались несбыточными, дышать свободой и быть счастливой.
Я бы хотела жить с мамой всегда, но, боюсь, моего предательства бабушка просто не вынесет.
– Как бабушка? – словно читая мысли, спрашивает мама.
– Давление скачет… Но вообще хорошо! – заверяю я.
Мы молчим, и только щелчки на линии говорят о том, что связь не прервалась.
– Тот мальчик все же будет учиться с вами? – осторожно интересуется она.
– Да. Но, думаю, вышибут его быстро.
– Н-да… – тянет мама задумчиво. – А Саша как поживает?
– Отлично…
Мы еще долго говорим ни о чем, просто чтобы слышать голос друг друга, и обе понимаем, что смысла в этом нет. Я первой решаюсь попрощаться и нажимаю на сброс.
«Тот мальчик, тот мальчик…»
Сегодня в классе все говорили лишь об Уроде: ребята пугали девчонок рассказами о том, что они со своим огромным другом на самом деле являются однополой парой (и поэтому вечно тусуются вместе), что они извращенцы, наркоманы, алкаши, сатанисты и психи, что один чел собственными глазами видел, как они целовались, а еще тот же чел клялся, что Урод однажды откусил голову живому голубю.
Но все и так знали, что новенький – ублюдок. Мальчишки с азартом потирали кулаки в предвкушении «теплого приема», девочки слезно просили не оставлять их одних и сочувственно оглядывались на меня.
Саша, покровительственно опустив на мое плечо надежную ладонь, заверил общественность, что лично проводит Соню Наумову до квартиры, но после классного часа в коридоре его поджидала Наташа.
– Слушай, Сонь, не подойдет он к тебе близко… Если что – сразу звони, – помялся он и отвалил.
Домой я возвращалась одна.
* * *
Урод появился на наших улицах два года назад – как только снюхался с Воробьем и заручился его поддержкой. До этого он никогда не высовывался из своего района.
Однажды, в продуктовом магазине в Центре, я увидела двух мрачных типов, резко отличавшихся от основного народонаселения городка, залипла и споткнулась – так обжег меня мимолетный взгляд одного из них.
Мне тогда было четырнадцать.
Бледная бабушка выволокла меня на улицу и долго инструктировала:
– Соня, это – тот самый. Запомни его физиономию и никогда не подходи близко. Обнаглели! Кошмар! – задыхалась она. Кажется, в тот день ей даже пришлось вызывать скорую.
Урод и его семейка с самого рождения были для меня воплощением зла и мерзости…
Сохраняя абсолютную неподвижность, валяюсь на кровати. Дико хочется есть, рот наполнен слюной, но я борюсь с низменными порывами и выигрываю.
Сегодня я могла рассказать Саше об утреннем происшествии на пустыре, но не сделала этого. Почему?
Потому что у Урода есть на меня компромат.
Потому что почувствовала странное смятение, какое бывает, когда не можешь прихлопнуть слишком крупного паука или мышь – при всем ощущаемом омерзении ты осознаешь, что перед тобой живое существо…
Потому что я, вся такая чистая и правильная, взглянув в жуткие черные глаза, выжила… И страстно желаю еще раз заглянуть в них.
От почти преступной мысли в животе растекается тепло. Шумно вздыхаю и зажмуриваюсь.
Вряд ли о чем-то подобном когда-нибудь мечтала другая Соня. Соня, которая приходилась маме младшей сестрой. Семнадцать лет назад в этой комнате, на этой самой кровати другая девочка грезила о совсем другом будущем.
Она была круглой отличницей, встречалась с мальчиком, собиралась поступать на прикладную математику в престижный вуз в Городе. Но за два месяца до моего рождения ее зверски убили. На том самом пустыре.
Если верить рассказам мамы, именно с тех пор все в нашей образцово-показательной семье пошло наперекосяк: у деда съехала крыша, и по его настоянию меня тоже назвали Соней. Сам он так и не отошел от произошедшего – молча бродил по дому, целыми днями сидел за дочкиным столом, рассматривал ее фотографии.
Когда мне исполнилось пять лет, он умер. Тогда же окончательно распался мамин студенческий брак, отец смылся в неизвестном направлении, и бабушка забрала меня к себе – окружила заботой, пока мама в Городе пыталась устроить для нас нормальную жизнь.
