– Не колышет. У меня свой пого! – вальяжно отзывается парень в мешковатом пиджаке и вдруг выдает резкие, ломаные, ненормальные телодвижения.
В ужасе пячусь назад, проваливаюсь каблуком в трещину асфальта, пакет в руках надрывается, я всхлипываю.
Парень оборачивается и пристально смотрит мне в глаза.
Так и есть. Урод…
Отброс и изгой, который рыщет по окрестностям в компании не менее уродливого панка Воробья, одевается в черное – пальто с огромными плечами или уродский пиджак, стрижется под короткий ежик и носит в ухе женскую серьгу с кроваво-красным камнем. Когда он забредает в Микрорайон без Воробья – здоровенного двухметрового бугая, – его бьют. Когда он идет в магазин, ему не продают хлеб. Когда он заходит в автобус, его сторонятся. И поделом. Урод обязан страдать.
Но здесь и сейчас он почему-то раскован и весел… Он живет и радуется!
Сжимаю кулаки, возмущенно разглядываю кошмарное существо в нескольких метрах от меня – мозг заклинило от злости.
Фрукты из разорванного пакета раскатились по земле, один замер у носка пыльного тяжелого ботинка. Урод наклоняется, поднимает яблоко и черной тенью возникает рядом. Рука с жуткой татуировкой, похожая на костлявую руку смерти, подает его мне.
Надо бежать – в шаге стоит тот, на кого нельзя смотреть.
– А где спасибо? – нагло выглядывает из-за его плеча Воробей.
Урод все так же молча протягивает мне яблоко.
«…Пустое место. Ничто. Ноль, который не должен жить…»
Сжимаю губы и с омерзением бью по теплым пальцам.
– Засунь свою помощь себе в… Я – Соня Наумова!
Яблоко разбивается об асфальт, а я, собрав остатки сил, разворачиваюсь и гордо шествую к остановке. От ужаса меня подташнивает, но Урод и его дружок не идут за мной и ничего не кричат вслед.
* * *
В прохладе и тишине квартиры прихожу в себя, включаю телефон.
– Ба, я дома! – Слышу вздох облегчения и опережаю докучливые расспросы: – Задержалась потому, что долго не было транспорта.
Иду в ванную, до упора поворачиваю оба крана и прямо в юбке и нелепой белой блузке залезаю в воду, хватаю ртом воздух и погружаюсь в нее с головой. Плевать, что она холодная.
Полный ненависти взгляд пронзил насквозь и пригвоздил сердце – оно трепещет, как бабочка на иголке. Самое жуткое в Уроде – не наряд и странности, а то, что его лицо с острыми скулами и непроницаемые черные глаза давно нравятся мне…
В светлой просторной кухне хрипит радио, колышутся занавески на окнах, на столе меня дожидаются чай и бутерброд на фарфоровой тарелке.
Первое сентября – в честь такого события бабушка с утра задержалась дома.
Мысленно прикидываю вес и калорийность завтрака и прихожу в ужас.
Вернув на плиту чайник, бабушка садится напротив и внимательно наблюдает за тем, как я ем. Она нервничает – это заметно по сжатым губам и подрагивающим пальцам рук, по неестественной бледности и порывистости ее движений. Похоже, от бутера мне не отвертеться – дышу носом, старательно пережевываю еду и запиваю чаем.
– Не вышло? – наконец подаю голос и сочувственно улыбаюсь.
– Ох, Соня, ну куда мы катимся? Уж если директор не может решить этот вопрос!.. – Бабушка долго смотрит в окно позади меня, сгорая от гнева и бессилия.
– Не переживай, я его не боюсь. Вот увидишь, все будет хорошо! – с жаром заверяю я, но поджилки трясутся, а бутерброд, так и не провалившийся в желудок, вызывает приступ тошноты.
– Я знаю. Ты у меня умная девочка, – сдержанно улыбается бабушка и сжимает губы в линию. – Бог им всем судья. Но это не помешает нашей цели, ведь так?
– Ну конечно! Буду налегать на математику как проклятая!.. Ладно, мне пора! – Я вскакиваю, целую бабушку в щеку, хватаю рюкзак и букет и выбегаю на улицу.
Поднимая фонтаны мутных брызг, по шоссе гремят грузовики, стая облезлых, похожих на зомби собак плетется вдоль забора к переполненным мусорным контейнерам.
Изнуряющую августовскую жару прогнал ночной ливень, от сырости форменная блузка под клетчатым шерстяным пиджаком вмиг прилипает к коже, по спине пробегает озноб. Еда распухает внутри, тошнота накатывает волнами. Юбка уже жмет в талии, еще немного, и бутерброд усвоится, калории вступят в химическую реакцию и отложатся жиром на боках.
