Игорь взял Лену за руку и повел в комнату:
— Ольга Васильевна, это я. Поздравляю вас с именинницей.
— Игорь! — Она встала из-за стола и пошла ему навстречу. — Появился неизвестно откуда, как чертик из табакерки! Твой стиль.
— Но вы же знали, что я приехал, так что ничего удивительного.
Расцеловавшись с неожиданным гостем, Ольга Васильевна повернулась к дочери:
— Леночка, что же ты стоишь? Поставь еще один прибор.
Но Лена продолжала стоять в дверях, сжимая в руках орхидею. Она все еще плохо сознавала, что происходит. Славик тоже в изумлении смотрел на неизвестно откуда взявшегося стройного светловолосого парня, очевидно, хорошо знакомого хозяйкам дома.
— Ах да! — спохватилась Ольга Васильевна. — Познакомьтесь, пожалуйста: Игорь Болотов, фотограф-портретист. А это Слава Веселкин…
Ольга Васильевна замялась, не зная что сказать, и в нерешительности посмотрела на дочь. Лена уже пришла в себя:
— Мой друг детства.
Славик вопросительно взглянул на нее, ожидая продолжения. Но его не последовало. Он стал красным, как вареный рак, и, насупившись, уставился в свою тарелку.
Лена поставила еще один прибор. Игорь достал из сумки огромную коробку шоколадных конфет и присовокупил ее к находящемуся на столе. Ольга Васильевна опять взглянула на дочь:
— Леночка, поставь, пожалуйста, чайник.
Лена рада была на время скрыться с глаз, чтобы окончательно прийти в себя. В голове все плыло и кружилось, мир снова расцветился всеми цветами радуги. Он пришел! Он все-таки пришел.
Ольга Васильевна и Игорь затеяли воспоминательный разговор о Венеции, а Славик вышел вслед за Леной на кухню.
— Кто это? — Хотел спросить сердито, а получилось жалобно.
Лена взглянула на него и коротко ответила:
— Игорь.
— Я слышал, как его зовут. Кто он тебе?
— Никто.
— Я же вижу, как ты на него смотришь! — В его голосе слышалось отчаяние. — Ты в него влюблена?
Лена быстро подошла к нему, стянула с пальца кольцо и вложила Славику в руку:
— Ну, может быть, это и к лучшему, что вы встретились. Ты не ошибся. Я действительно влюблена, так что не могу принять твой подарок. — Она виновато заглянула в его глаза. — Извини меня, пожалуйста! Ты же мой самый лучший друг и всегда меня понимал.
— И ты всегда этим пользовалась…
Лена пожала плечами:
— Ты же позволял.
— Это жестоко. Ленка, как ты могла? — В его голосе было что-то такое, что Лена подумала: «Сейчас заплачет».
— Так получилось. — Жалко Славика, но что тут можно сделать? Лена пыталась выглядеть виноватой, но ее лицо просто светилось от счастья.
— Между вами было что-нибудь? Я предчувствовал — что-то случится в этой чертовой Венеции!
Лена молчала.
— Он бросит тебя. — Глаза Славика сузились в щелочки. Лена еще никогда не видела его таким злым. — Он бросит тебя. Таким все быстро приедается.
Славик пошел к выходу. Лена попробовала его остановить, впрочем, не слишком настойчиво. На пороге он обернулся и сказал:
— Ничего, я не гордый. Когда он тебя бросит и ты придешь ко мне, я повторю тебе то же, что сказал сегодня. Будем считать, что нашу помолвку мы просто отложили.
Захлопнулась дверь. Лена приложила ладони к пылающим щекам. Чепуха какая! Она глубоко вздохнула и пошла в комнату. К Игорю.
— Подними, пожалуйста, руки вверх. Выше! Кисти крест-накрест. Так, хорошо. А теперь потянись за ними сама.
— Так?
Лена в длинном узком черном платье стояла в центре светового круга. Камера была на возвышении в правом углу студии. В этом положении ее фигура попадала в кадр таким образом, чтобы зритель смотрел на нее как бы сверху вниз и немного сбоку.
— Изогни чуть-чуть правое бедро. Я сказал: чуть-чуть!
— А я что делаю?
— А ты делаешь древнегреческую амфору. Это тоже хорошо, но только в другом кадре. Здесь мне нужно именно чуть-чуть. Руки мягче!
Лена уже совершенно измучилась, пока наконец не услышала долгожданное:
— Вот так хорошо! То, что надо.
Последовали щелчки камеры.
— Можешь расслабиться.
Лена устало вздохнула:
— На сегодня все?
Игорь взглянул на часы:
— Еще пару кадров сделать успеем. Сядь вон на тот куб.
Лена повиновалась с тихим вздохом. Да, пожалуй, лучше муштра Алены Денисовой, чем такое вот ласковое тиранство. Они работали в студии четвертый час, у нее уже руки-ноги отнимаются, а ему хоть бы что.