Длинные светлые, почти белые волосы спускаются на узкие плечи. Лена медленно повернулась и осмотрела себя со всех сторон. Красива. Несомненно красива. Но все портит взгляд — огромные голубые глаза смотрят как-то тревожно и… Да, голодно. Такое выражение бывает у собак, когда они выпрашивают кусочки со стола. Раньше ее глаза были безмятежно-спокойными, как лесные озера, — это поэтическое сравнение принадлежало одному из ее воздыхателей. Видел бы он ее сейчас!
Придирчивый осмотр был прерван телефонным звонком. Лена подобрала халат и, на ходу надевая его, побежала к аппарату.
— Могу я поговорить с госпожой Александровой? — поинтересовался приятный мужской голос.
— Здесь таких нет, — вежливо ответила Лена. — Вы, вероятно, неправильно набрали номер.
— Мне нужна дочь профессора Александрова, — мягко, но настойчиво пояснил мужчина.
— Это моя мама, только ее фамилия не Александрова, а Трофимова.
— Извините, я не знал. Так могу я с ней поговорить?
— Она еще не пришла. Может быть, передать ей что-нибудь?
— Я из журнала «Вопросы истории», моя фамилия Скакунов. Насколько я понял, имею честь разговаривать с внучкой Василия Андреевича?
— Да. Меня зовут Лена.
— Леночка, — голос из официально-любезного сразу стал ласково-фамильярным, — может быть, вы мне подскажете, не сохранилось ли в вашей семье каких-нибудь бумаг деда? Ну там личный архив или что-то вроде…
— Нет. — Лена, наоборот, отвечала холодно и любезно. — Извините, но у нас ничего нет.
— Жаль. — Мужчина на том конце провода был явно разочарован. — Может быть, ваша мама знает…
— Мама вам скажет то же, что и я.
— И все-таки вы ей передайте, что я звонил и буду звонить еще.
— Передам.
Опять странный звонок! В последние года два-три периодически им звонили из разных изданий и интересовались дедом. Мама от таких звонков мрачнела и отвечала железным тоном, что никаких бумаг не сохранилось и вообще ей нечего сказать.
Про деда Лена знала немного; и он, и бабушка умерли еще до ее рождения. Дед был профессором, кажется, экономистом, умер от инфаркта. Мама охотно рассказывала о нем и о бабушке, как они жили в Праге в начале шестидесятых, как… Ну, в общем, обычные семейные истории, какие родители рассказывают детям о своих родителях. Только вот о смерти Василия Андреевича и Анны Александровны Ленина мама не любила вспоминать. Ее родители умерли одновременно: бабушка пережила деда всего на неделю, очень его любила…
Стоит ли сообщать маме об этом дурацком Скакунове? Опять ведь расстроится… Но ведь он сказал, что будет перезванивать, значит, сообщить придется.
На этот раз Ленины размышления прервал звонок в дверь.
— Хоть бы раз поинтересовалась, кто там. — Славик осуждающе покачал головой. — Ты даже в глазок, по-моему, не смотришь!
— Я думала, это мама. — Лена посторонилась, пропуская его в квартиру.
— Держи! — Славик достал из-за спины охапку розовых георгинов. — Угодил?
— Какая прелесть, — заученно обрадовалась Лена, спрятав лицо в цветы. Какой он все-таки скучный! Каждый раз говорит одно и то же. Впрочем, зато всегда знаешь, чего от него ждать. Сейчас отберет у нее цветы и поставит в вазу, потом вымоет руки и пойдет на кухню заваривать чай. Никаких сюрпризов, не то что… Однако о том человеке, который умел постоянно удивлять ее, вспоминать не следует.
Славик поцеловал Лену в щеку, отобрал у нее цветы, поставил их в вазу и дальше действовал, как всегда, ни в чем не обманув Лениных ожиданий. Через какое-то время он уже разливал по чашкам ароматный чай, а Лена сидела за столом, уныло подперев щеку рукой, и смотрела, как кипяток тоненькой струйкой льется в ее чашку.
— Ты сегодня опять какая-то грустная. Плохо себя чувствуешь? — спросил Славик.
— Да нет, все нормально. — Лена вяло улыбнулась. — Просто не знаю, что делать дальше.
— Сегодня опять ничего не придумала?
— Не-а.
— Я же тебе предлагал — можно устроить тебя в редакцию. Поработаешь годик, может быть, понравится. Поступишь к нам на журфак.
Лена подумала, что Славик так важно проговорил «к нам», как будто он на этом журфаке декан или по меньшей мере преподает. А сам только поступил и ни дня еще не проучился.