Скольд может оторвать мне голову, я его знаю. Но "Нокс" ни разу не нашел меня, хотя я четыре раза делал это. "Нокс" не найдет и сейчас. Мне нужно прогуляться, я хочу пройтись по городу, ведь пустая нора это слишком много для меня одного.
Моя футболка в высохшей крови. Я так и уснул в ней. Пока я переодевался в чистые шмотки, попытался найти пистолет, но Скольд и впрямь спрятал его подальше от меня. Он не взял бы его с собой в "Асфальтированный Рай" - это глупо. Но в нашей норе видно есть места, которые даже я не знаю. Это не важно. Я свыкаюсь с мыслью, что пистолета сейчас нет, и надеваю плащ. В клозете жду минуту, пока вода тонкой струйкой набежит в стакан, и еще минуту пока в ней осядут хлорные примеси. "Нокс" борется с чумой только химией. Нам не положены таблетки, но их можно достать нелегально. Выпиваю гнилую воду, и меня от нее снова тошнит. Пятно на стене от моей крови стало коричневым, вчера я его так и не вытер полностью. Это не важно. Скольд будет ругаться, хотя Катрин снова станет меня защищать. В куске разбитого стекла над рукомойником вижу себя, и удивляюсь. Я похож на свою мать, хотя не видел ее целую вечность. Значит все в порядке - "Нокс" не изменил меня. Перед тем как выйти я поднимаю плеер с пола и вставляю наушники в свои мозги. Depeche Mode продолжают играть. Это "World in My Eyes": ...Now let my body do the moving \And let my hands do the soothing \Let me show you the world in my eyes...
Город, в котором ходят люди, освещается огромными фонарями. Иногда утром бывает темнее, чем ночью. Никто не знает, как поведет себя "Нокс". Ты ложишься спать ночью, а просыпаешься утром. Но когда смотришь в окно, ты не видишь разницы. Ночь не отходит от нас ни на шаг. Она всегда.
Я иду по дороге, и люди улыбаются мне навстречу. Это больно улыбаться им вслед, я их не знаю, но так нужно ему. Я иду как все и улыбаюсь. Никто не должен знать, что я был покойником. Это нарушение всего. Плащ развивается по ветру, я киваю встречным машинам и радуюсь тьме.
- Прекрасный день, мистер! - говорит прохожий карлик с маслянистыми синими глазами. Нокс-наркоман. Его трясет, но он, завернувшись в длиннющий шарф, делает все, чтобы понравиться "Ноксу". Я киваю вслед и отвечаю, чтобы он пошел в задницу. На его руке я замечаю штрих-код: прямоугольник с полосками и цифрами на запястье. Он может свободно ходить в "Асфальтированный Рай", такой код есть и у Скольда с Катрин, но они срезали их с мертвых, которых и завалил Скольд. У меня такого кода нет, и я ни разу не был в клубе. Если бы со мной сейчас был Скольд, он потащил бы меня за карликом, и заставил бы убить бедного урода, чтобы я завладел его штрих-кодом. Я просто иду дальше. Часы в башне напротив домов стоят. Они никогда не ходят. Я не помню их хода. Иду к метро, чтобы покататься по городу, но меня снова тянет блевать. Люди продолжают идти по своим делам. Им нет до меня дела. Мозговая рвота. Бегу скорее за контейнеры с мусором, и исторгаю из себя зеленую слизь. Откуда берется эта дрянь? Я заляпал рукава. Начинаю понимать: мозговая рвота это как память - как только я хочу вспомнить, меня рвет зеленой слизью. Болезнь, полученная вместе со второй вещью. Памятью. Зрачки сужаются, и в темноте становится просто невозможно видеть. Я облокачиваюсь о контейнер с мусором.
- Хреново? - кто-то хрипит, обращаясь ко мне.
Да, говорю, хреново.
Глаза отпускает, и я вижу заляпанного грязью старичка. Беднягу согнула старость, и смерть не раз приходила к нему, оставив на нем свой отпечаток, но ни разу не забирала с собой. Что делать таким в "Ноксе"? Он жрет грязным пальцем из консервной банки, какое-то дерьмо и задает следующий вопрос от которого меня передергивает.
- Малыш все еще хочет уйти из "Нокса"?
Я отвечаю, что не понимаю, о чем он говорит. Мне страшно.
- Ну-ну малыш! Старый Сэм знает что, говорит, я так и вижу, как ты вышибаешь себе мозги 357-м! Сэм никому не скажет о твоем секрете. Сэм умеет хранить тайны. И Сэм хочет есть.
У меня мало кредитов, говорю я ему, но это все что у меня есть! И я протягиваю ему горсть жалких монет и ссыпаю ему в ладонь. Меня трясет от страха, и тошноты что не проходит. Мне кажется, будто зеленая слизь так и бурлит в моих кишках, прожигая тело. Гнилая воля, заключенная в память.
