Пообедав, я быстро добрался до Весенбергского тупика и позвонил в дверь дома, где жила Элисе Блом. Мне не открыли. На этот счет у меня было две версии. О третьей я даже думать не хотел. Для начала я отправился в бинго.
Поднявшись по крутой лестнице, постоял у дверей и огляделся. С прошлого раза обстановка совсем не изменилась: сидящие здесь люди все так же сосредоточенно внимали и покорялись воле цифр, доносившихся из хриплого громкоговорителя. И я вновь подумал, что такие заведения могут быть заполнены народом только там, где религия не имеет никакой опоры в обществе. Весь ход этой игры и завораживающая магия чисел восполняют какие-то потребности человека. Может быть, яркая, бьющая в глаза реклама вытеснила из нашего сознания церковные витражи, а постоянно меняющиеся ряды цифр заменили нам латинскую литургию. Жрицы двадцатого столетия явились к нам в образах девушек, работающих в бинго.
Элисе Блом я там не нашел и опять оказался на улице.
Из ресторана, где мы когда-то были вместе, толстый швейцар выпроваживал крепко подвыпившую дамочку. Они уже были на середине лестницы, и я остановился, чтобы посмотреть на них.
Швейцар в своей грязно-зеленой униформе был похож на телохранителя какого-нибудь босса. На женщине было безобразное сиреневое платьице с замысловатой пелеринкой, которая болталась на ней, как на вешалке. Она не замечала, что парик съехал набок, а на затылке видны ее собственные волосы. Ярко-красная помада неровно покрывала ее рот. В общем, красотка. Но это никак не мешало, ей поливать отборными ругательствами невозмутимого швейцара. На нижней ступеньке женщина неожиданно вырвалась из объятий швейцара и устремилась наверх, к дверям. Тут подвернулся я и схватил ее.
В моих руках она обмякла, как мешок с картошкой, притом довольно подгнившей, таким рыхлым и бесформенным показалось мне ее тело. Немалых усилий ей стоило сосредоточить свой взгляд на мне. Пивом несло от нее ужасно, и узнала она меня не сразу. Да, это была Элисе Блом собственной персоной.
Швейцар тут же удалился, словно перепоручил ее моим заботам.
Когда я наконец оказался в поле ее зрения, она попыталась заговорить со мной. По некоторым признакам, появившимся на ее расплывшемся лице, я понял, что она, кажется, меня припоминает. Я почувствовал, как она старается обрести почву под ногами, чтобы оторваться от меня. Откуда-то из ее глубин донесся срывающийся голос: «Ве-ум?»
Я кивнул.
— Грязная свинья!
— Вот слова, идущие из самого сердца.
Она искривила губы:
— Из задницы они идут!
— Возможно. У некоторых это одно и то же.
Она неодобрительно поглядывала на меня.
— Что тебе надо? Мало ты пакостей натворил? Все что ты плел про Харальда, свинство. Он не такой.
— Ну хорошо, хорошо, — соглашался я. — Просто я хотел задать тебе несколько вопросов. Давай договоримся. Ты ведь одна не дойдешь до дома, если, конечно, ты туда собираешься. Я провожу тебя, а по дороге мы с тобой потолкуем.
Она посмотрела на меня с подозрением:
— А о чем? О чем ты собираешься со мной говорить?
— О деньгах.
— О деньгах? — Ей это совсем не понравилось. — Нет у меня денег.
— Теперь, конечно, нет, — быстро проговорил я и открыл дверь на улицу. — Но в пятьдесят пятом…
Она вцепилась в мою руку и зашлепала по тротуару со мной рядом.
— В пятьдесят пятом у тебя были деньги.
— Откуда ты знаешь?
— Ты же купила дом. А работала тогда скромной секретаршей. Как тебе это удалось?
— Как удалось, как удалось, — передразнила она меня, беря курс на ближайший угол. Ей пришлось опереться о стену. Не пройдя и двух шагов, она встала как вкопанная. Голова ее болталась из стороны в сторону, взгляд был безумный. Видно, ей совсем стало плохо. Я подошел к ней поближе и протянул руку, чтобы поддержать ее. Она схватила меня за локоть и потащила за собой.
— А коллега твоя, фрекен Педерсен? Откуда у нее взялись средства, чтобы поселиться в Испании? Ведь даже до пенсии не доработала.
Она могла теперь идти, прислонившись к моему плечу. Мы завернули за угол и медленно приближались к рынку. Взгляд ее немного прояснился. Свежий воздух пошел ей на пользу.
— Она накопила, — с вызовом ответила Элисе.
