— Вы часто встречались с ним?
— Примерно раза два-три в неделю.
— Тебе доводилось бывать у него дома?
— Только однажды, вчера. Он показал мне кое-какие газетные вырезки, касающиеся пожара на «Павлине».
— Я сам займусь всем этим. Ты можешь заскочить ко мне утром? Скажем, в одиннадцать?
Я кивнул. Потом спросил:
— А ты знал Ялмара Нюмарка?
— Нет. Лично не знал. Он ушел в 1971 году, а я работал тогда в другом городе.
— Где же это?
— Где? — Он иронически поднял брови. — В Ставангере.
— Тогда ты, наверное, знаешь сотрудника полиции по фамилии Бертельсен?
Он насмешливо посмотрел на меня.
— Да уж, знаю. Но боюсь, что это отнюдь не тот человек, который был бы тебе полезным, Веум.
— Это уж точно.
Мы вышли в коридор и направились вниз по лестнице. На мгновение задержались у выхода. Хамре показал на черный «фольксваген».
— Могу подбросить до дому, Веум.
— Спасибо большое, но я уж лучше пройдусь по свежему воздуху.
— Ну, как угодно. — Он пожал плечами. — Тогда до завтра.
— До завтра.
Он пошел к своей машине. Внезапно меня осенила догадка, и я закричал ему вслед:
— Хамре…
Он оглянулся.
— Да?
— 1971 год — это год смерти Харальда Ульвена. Тогда же исчез Юхан Верзила, и в этом же году Ялмар Нюмарк вышел на пенсию.
— В самом деле, — произнес Якоб Е. Хамре задумчиво, рассеянно кивнул, сел в автомобиль и уехал.
«Год, чересчур богатый событиями», — сказал я самому себе.
На следующее утро, подобно привидению, стелился по улицам туман. Его серые мутные лапы, похожие на щупальца, тянулись ко мне изо всех углов, и мой переулок насквозь продувался холодным ветром с моря, это было дуновение осени.
Когда я вошел в контору Хамре, он разговаривал по телефону. Хамре кивнул мне, жестом пригласив занять один из неудобных стульев, и продолжал разговор, без конца делая пометки на листке бумаги:
— Два литра молока, бутылку кефира, кило муки и яйца. Заеду. Да, надеюсь, как обычно. Отлично. Пока.
Я огляделся вокруг. Когда я был здесь в последний раз?
Наверное, года два-три назад, и контора совсем не изменилась. Все в ней по-старому. Комната, которую забываешь в ту же секунду, как только выходишь из нее. Безликие стены, выкрашенные краской неопределенного цвета, полки, заваленные папками и юридическими справочниками, все тот же вид из окна — старинное здание банка. Мне часто доводилось бывать в подобных помещениях, которые хочется как можно скорее покинуть.
Узел его галстука был слегка ослаблен, в остальном вид Якоба Е. Хамре казался все таким же безупречным. Его красивое лицо было спокойно, прядь темных, аккуратно подстриженных волос с продуманной небрежностью спадала на лоб с правой стороны. Элегантный облик Хамре свидетельствовал о том, что по духу он принадлежал той, банковской стороне улицы: эдакий исполненный любезности заведующий отделом кредитов, который со скорбной миной отказывает вам в ссуде.
— Ну как там Нюмарк?
— Он уже приходит в себя. Вероятно, у нас будет возможность поговорить с ним сегодня чуть позднее.
— А что, как там с угонщиками?
Он огорченно покачал головой.
— Ничего. Мы располагаем только обычными свидетельскими показаниями, но конкретного в них очень мало. Одной пожилой даме кажется, что она видела какой-то голубой продуктовый фургон, припаркованный у обочины тротуара, за рулем которого сидел шофер, но она его не разглядела и не в состоянии дать хоть какое-то описание. Изучение отпечатков пальцев не дало никаких результатов. Мы, конечно же, направили главные усилия на розыски самого фургона, но…
— Кому он принадлежит?
— Спортивному обществу. По вечерам им не пользовались.
— А как насчет тех фактов, о которых я упомянул?
Хамре откинулся на спинку стула, положил руки на край письменного стола и какое-то время их внимательно рассматривал, будто хотел убедиться, что ногти стричь еще не пора. После этого он задумчиво произнес:
— Я навел тут некоторые справки. Порасспросил людей, знавших Нюмарка. Выяснилось… что Ялмар Нюмарк был замечательным во многих отношениях полицейским. Но у него находили один существенный недостаток. Склонность чересчур уж эмоционально воспринимать некоторые дела, которые он вел. И ему не всегда удавалось успешно завершить их. Как раз в самом конце его пребывания в должности у него было два любимых конька. Один из них — пожар на «Павлине».
