Потому что он готов сделать что угодно, лишь бы решить эту задачу и снова начать жить.
А если по какой-то случайности она последовала за ним прошлой ночью в сад, он позаботится о том, чтобы она больше так не делала.
Прижав к груди этюдник, Сара уставилась на просвет в живой изгороди, сквозь который только что ушел лорд Лэнгстон. Несколько секунд спустя она выдохнула воздух, который втянула в себя, а потом забыла выдохнуть.
Силы небесные! Его светлость был, несомненно, чрезвычайно красивым представителем мужского сословия. Если уж говорить о внешности, то он без труда мог бы претендовать на звание идеального мужчины. Когда он стоял рядом с ней, ее сердце билось учащенно и прерывисто, чего никогда прежде с нею не бывало и что ей совсем не нравилось.
А может быть, нравилось?
Сара нетерпеливым жестом поправила очки. Нет, не нравилось. Потому что, хотя он был привлекательным мужчиной, внешность в этом случае оказалась обманчива, и под его красивыми чертами явно скрывалась какая-то тайна. Этот мужчина вздумал претендовать на роль эксперта в области садоводства. Как бы не так! На основе их разговора и замечаний, которые он сделал, рассматривая ее рисунки, она убедилась в том, что он не отличает кучу компоста от гвоздики. Если он действительно возвращался, проведав свои любимые ночные цветы, прошлой ночью, когда она увидела его в окно, то она готова съесть собственную шляпку. Правда, шляпки у нее не было, но – Бог свидетель – она найдет для такого случая шляпку, чтобы съесть ее! А следовательно, возникает все тот же вопрос: что делал вчера ночью лорд Лэнгстон, вооружившись лопатой?
Ее воображение сразу же услужливо предложило ей образ доктора Франкенштейна, и Сара сжала губы. Возможно, в действиях хозяина имения не было ничего дурного, но они казались подозрительными. И она была твердо намерена выяснить, что он затевает, тем более что он, возможно, имеет намерение начать ухаживать за одной из ее подруг. Если он затевает что-нибудь плохое, то Джулиану и Эмили нужно было предупредить.
А действия лорда Лэнгстона следовало пресечь.
Переодевшись после энергичной верховой прогулки, которая и впрямь помогла проветрить голову, Мэтью отправился в столовую. Он поймал себя на том, что думает, увидит ли за обеденным столом красного дерева мисс Мурхаус. И удивился, заметив, что эта мысль почему-то заставила его ускорить шаги. Однако когда он вошел в столовую, там никого не было.
– Кто-нибудь спускался к завтраку? – спросил он у Уолтерса, когда лакей наливал ему чашку ароматного горячего кофе.
– Только одна из леди, милорд. Не помню ее имени. Та, что в очках с толстыми стеклами. И с отменным аппетитом. Ей особенно понравились кухаркины лепешки с малиновым вареньем.
– Кто бы сомневался. Это говорит об отличном вкусе этой леди, – пробормотал Мэтью, протягивая руку за своей чашкой. Воображение тут же нарисовало картину: мисс Мурхаус откусывает кусок лепешки с малиновым вареньем, а ее ямочки словно подмигивают, когда она жует, и капелька варенья прилипла к пухленькой губе. А он медленно наклоняется к ней, и ее широко расставленные, как у олененка, глаза распахиваются от удивления, когда он слизывает языком капельку варенья с губы.
Он замер с чашкой в руке, не донеся ее до рта, и поморгал, чтобы прогнать привидевшуюся абсолютно смехотворную картину.
Ей-богу, то, что он вчера попал под ливень, видимо, плохо отразилось на его состоянии. Наверное, у него началась какая-нибудь мерзкая лихорадка. Или возможно, он просто слишком долго обходился без женщины. Да, пожалуй, именно этим все и объясняется.
Потому что ничем иным нельзя было объяснить тот факт, что у него появилось влечение к женщине, которая отнюдь не была сексуально привлекательной. И уж конечно, не принадлежала к типу женщин, способных воспламенить мужчину. Она была любопытной старой девицей, «синим чулком». От таких он обычно старался по возможности держаться подальше.
И все же что-то в этой мисс Мурхаус вызывало его интерес. Это не было связано с ее познаниями в области садоводства или привычкой выглядывать из окон.
