– Я сам… в общем, я тоже про это думал, – кивнул Фергюсон.
– Я не сомневалась. Вы когда-либо раскаивались в том, что сделали?
– Откладываю на потом.
– «Потом» может и не быть. В этом проповедники былых времен не ошибались.
– Нет. Это уж точно потом, – повторил Фергюсон, затем резко кивнул в сторону памятника. – Как думаете, секта Третьего ковенанта и в самом деле вдохновляется такой вот традицией?
– Да. И не только. Наверняка они с головой ушли в историю «Времени убийств», изучая книги о нем, проповеди, мифы. Мученичество всегда притягивало людей, а истории одних мучеников неизменно вдохновляют других.
– Но почему сейчас? За что сейчас жертвовать собой?
Мазвабо указала на полицейского в желтом френче и с черным автоматом, стоящего у дверей церкви.
– И вы еще спрашиваете?
– Вы прекрасно знаете: это для вашей же защиты, а не как в прежние времена.
– Полицейский в церкви, записывающий проповедь? Это уж точно как в прежние времена. Прямо-таки навевает ностальгию.
– Отчасти вы правы, – согласился Фергюсон. – Но в наши задачи не входит оказывать давление на церковь. Это ответ на два убийства и угрозу теракта с привлечением смертников! И происходит она из традиции этой самой церкви, причем традиции, прославляемой на месте, где мы стоим прямо сейчас. Так что давайте не уклоняться от темы. Чтобы предотвратить худшее, нам надо знать: что может побудить людей снова убивать за веру? Что заставит их снова возжелать мученичества?
– Нужно взглянуть на все это с их точки зрения, – сказала Мазвабо. – Они видят, что церкви осквернили себя согласием с государством, которое полностью их отвергло. Церкви смирились с ролью изгоев и благодарны уже за то, что их не преследуют. Конечно, Церковь Шотландии и другие пытаются, как могут, преодолеть Великое Отчуждение – но им это не по силам. Мы не в силах ни поднять восстание, ни просто встать с колен. В определенном смысле Отчуждение пошло нам на пользу. Теперь никто не ходит в церковь из-за престижа, условностей и чего-то в этом духе. Теперь в церковь идут, потому что на самом деле хотят идти. Потому что веруют. Мы не стыдимся веры и хотим, чтобы о наших убеждениях знали все. Поэтому на службу большинство одевается как на праздник. Только здесь я ношу эту яркую одежду, шляпу, беру с собой мою старую Библию, которую мне подарили еще в миссионерской школе в награду за хорошую учебу. Хотя теперь мы очень редко читаем по тексту короля Якова.
Грейс осмотрелась по сторонам и предложила:
– Давайте прогуляемся.
Они вышли к центральной дорожке и пошли к дальнему углу кладбища. Ненадолго потемнело – над головой проплыла солета. Фергюсон глянул на часы и нахмурился, но продолжил слушать с прежним вниманием и не ускорил шаг. Солнце выскочило из-за зеркала, будто внезапно включенный прожектор, и инспектор заморгал.
– Так что мы принимаем текущее положение дел, – говорила Мазвабо, – но мы от него не в восторге. Оно прописано в нынешней конституции нашей республики – но не в конституции Церкви Шотландии. Даже мне горько видеть, до чего мы дошли. А кому-то вдвое, вдесятеро горше. Вот – оправдание их гнева, их жертвы. Как вы уже заметили, это – часть истории нашей церкви, буквально высеченная в камне. Здесь запечатлена память о мужчинах и женщинах, которые предпочли умереть, но не признать главенства государства над церковью. Причем устоявшейся, официальной церковью – с этим согласны почти все. Что бы ковенантеры прежних времен подумали о верующих, согласных жить под пятой презирающего их государства? Согласных лишь потому, что пята давит не слишком сильно? И что бы они подумали о государстве, которое сапогом наступило на шею церкви?
– Я почти заподозрил вас в сочувствии террористам.
– Нет же, нет! – в смятении воскликнула Мазвабо. – Я говорю о своей точке зрения. Если кто-то вроде меня, либерала, человека очень умеренного, может чувствовать, скажем так, досаду по поводу нынешнего состояния дел – каково приходится фундаменталистам?
– Нет, – ответил Фергюсон, когда они по траве вышли на другую дорожку, идущую параллельно стене Флоддена. – Этого мало. Должно быть еще что-нибудь. – Он сжал кулак и ткнул им вперед. – Должно быть что-то сильнее недовольства из-за религии. Да, я знаю: вера – сама по себе сила. Но я также помню, что Войны за веру велись на самом деле не из-за веры. Люди убивали за нефть. Мазвабо рассмеялась.
