АЛЕКСАНДР, КРЕПОСТНОЙ ЕЛИЗАВЕТЫ
Прошлую ночь Александр не ночевал дома. Вечером после смены он встал во дворе и с полчаса стоял, глядя на свет в своих окнах. Одно в комнате — оранжевое от абажура, другое на кухне — голубое от занавесок. Окна как все другие. Лиза, конечно, дома на кухне: к его приходу горячий ужин всегда стоял на столе. Дверь открыл своим ключом, еще не зная, что сказать. Вообще он любил, чтобы ему открывала Лиза. «Здравствуй, котик», — обычно говорил Александр. Лиза скупо, пасмурно улыбалась и говорила по-молодежному: «Чао, бамбино, чао».
Александр вошел и зачастил с порога:
— Слышала, котик? Ночью резкое похолодание до минус сорока — сорока трех! Штормовое предупреждение передали! Шторм, Лиза! Шторм, котик. Горячая вода есть?
Медлительная Лиза топталась в проеме кухонных дверей, смотрела на Александра строго, тщась что-то вспомнить, но штормом из ее головы это «что-то» вышибло.
— Что за шторм еще? — Она ждала ответа, глядя, как муж разувается. Разувался он медленно, вникая в обстановку.
— Я говорю: горячая вода есть? А то, может, опять в ко тельной перекур… Кто их знает? А бриться надо? Мыться надо? Эх, жизнь шоферская…
Он ослабил напряжение, и Лиза вспомнила, что муж не ночевал дома.
— Ты…
— А то промерз, как… Ну-ка, Лиза, глянь, что я купил… — В одном валенке он промахнул к порогу, развернул кусок мешковины в углу. — Полы-то летом будем красить? Будем! Запас — он не тянет… А цвет! Ты глянь, котик, какой цвет! — Александр держал две жестяные банки, по одной на каждой ладони. — Цвет — первое дело…
Лиза снова забылась, кося на банки сурово и недоверчиво:
— Что за штуки? Краска, что ли?
Александр лучился, смеялся глазами, ртом:
— Краска, котик… Нитроэмаль…
Лиза подошла, взяла банку, понюхала через крышку. Поскребла ногтем этикетку и спросила, смягчившись:
— Нитра или ималь?..
— Нит-ро-э-маль, — терпеливо, как любимому ребенку, объяснял Александр. — Тут написано так. А цвет — желтый! Половой, значит…
— Дак ималь или нитра? — Лиза злилась, если что-то не понимала. После укуса энцефалитного клеща ее характер очень изменился.
Саня улыбался уже бесконечно долго:
— Котик, это ни-тро-э-маль! Все вместе! Эмаль на нитрооснове. Поняла?
— Фу ты, беда! — Лиза осмотрела банки, потом мужа. Глаза ее округлились и потемнели от гнева: — Будь ты трижды неладен! Ты скажи: нитра или ималь? Вот Вера-то Фадеева нитрой покрасила — заглядишься! А сверху — лак!
— А сверху лак, — поддакнул Александр. — Лак дает блеск. Сверк такой дает. Дае-ет!
Тут Лиза вспомнила и главную обиду:
— Ты где сегодня…
Но Александр уже весело скинул второй валенок и глянул на часы: надо торопиться.
— Иди, Лиза, жарь-парь, а я тебе такое расскажу — ума не приложишь…
Сброшенный валенок успокоил Лизу. Послушно и все же со свирепым лицом она продолжила жарить лещей. Их румяные корочки вызывали у Александра хорошие чувства, но нужно было беспрестанно отвлекать Лизу от желания задать ему вопрос о ночлеге. Александр заговорил:
— Значит, стою я у переезда с грузом. Ну там еще Колькин Ленька… — Саня уже жевал хлеб с горчицей.
— Какой-то Колькин, Ленькин! А ну не хватай! Не дождешься никак!
— Ну, не знаешь, что ли, шофера из «скорой»? В пятом подъезде живет, на медсестре женатый!
— Однорукий!
— Кто однорукий? — Саня даже перестал жевать. У него в голове не укладывалось: как может быть одноруким шофер? И он пошел напролом, еще раз глянув на часы: —Ага! — сказал он, доставая из холодильника капусту: — Там убили…
— Кого? — Лиза отпрянула от сковороды и стала утирать передником руки.
— Однорукого, кого… Вот я шел, а его из ледника привезли! Баб понабежало — море! Твоя там… Эта… Которая мужика-то бьет? Кто?
— Фадеева, — Лиза уже мыла руки над кухонной раковиной и жалостливо глядела на Александра: живой, слава бегу! — Хтой-то убил, Шура?
— Мне не доложили… Шпана… Кто ж еще?
— Ой! — кручинилась Лиза, накидывая шубу. — Однорукого… И у кого стыда хватает…
За ней захлопнулась дверь. Лиза любила ходить на похороны после перенесенной тяжелой болезни. Она там грустила и плакала.
Александр сгреб со стола несколько жареных подлещиков и, как был, в тапочках побежал к соседу по площадке Алексею. Не терпелось рассказать другу о событиях минувшей ночи, но как бы невзначай.