— Давай, Лори, — сказал сержант. — Врежь ему еще раз. Жми.
— Конечно, сержант, конечно, но все надо делать по системе. — Черкасский приблизился к окну, до предела натянув кабель управления. «От окна до мостовой — семь этажей, — вспомнил Теллон. — Не очень высоко, но сойдет».
Он рванулся вперед. Внезапно обострившийся слух четко различил стук упавшего кресла, хруст костей, когда его голова врезалась Черкасскому в лицо, злобный вой «шершня», звон разбитого стекла… а затем они полетели сквозь холодный черный воздух, а внизу расцветали уличные фонари.
Черкасский завопил, и Теллон почувствовал, как его тело напряглось. Он попытался принять вертикальное положение, но здешняя высокая гравитация оставляла на это слишком мало времени. Он выпустил Черкасского, но тот клещом вцепился в Теллона. Застонав от страха, Теллон изогнулся, чтобы падать ногами вниз. Толчковые ботинки, автоматически включившиеся вблизи земли, заработали в полную силу. Когда колени Теллона согнулись от торможения, он почувствовал, что хватка Черкасского ослабевает, и коротышка полетел вниз, извиваясь, как рыба на крючке. Теллон услышал, как его тело с шумом ударилось о тротуар.
Он приземлился на бетон рядом со съежившимся телом Черкасского — вплоть до самого приземления тормозящая сила антигравитационных подметок увеличивалась обратно пропорционально квадрату высоты. Черкасский был еще жив; эта часть плана не удалась. Теллон повернулся, собираясь бежать, но тут обнаружил, что с головы у него все еще свисают провода мозгомойки.
Срывая электроды, он заметил, что в дверях торгового центра на той стороне пустынной улицы мелькнули серые мундиры. На обоих концах квартала заверещали свистки. Секунду спустя он услышал, как завыли «шершни», выпустив облако стрел-иголок, а потом раздалось отчетливое «тик-ток-ток»: стрелы пришпиливали одежду к телу.
Теллон пошатнулся и беспомощно осел на землю.
Он лежал на спине — парализованный и странно спокойный. Элэсбэшники все еще рьяно палили из своих «шершней», но попасть в него, лежащего, было уже трудно. Стрелы, пущенные горизонтально, пролетали мимо. Рисунок созвездий был незнаком, но все равно, глядя на звезды, Теллон испытывал облегчение. Там, наверху, были другие люди, которые могли отправиться куда угодно, если у них хватало духу вынести путешествие сквозь цепочку ворот — страшное путешествие, когда душа твоя вытягивается в тонкую ниточку, оплетающую всю Вселенную. Сэм Теллон больше не сможет участвовать в этих жутких полетах, но, до тех пор, пока он еще смотрит в ночное небо, он никогда до конца не станет пленником.
«Шершни» замолчали как-то сразу. Теллон ожидал, что вот-вот раздастся топот бегущих ног, но вместо этого неожиданно услышал близкие шаги. И перед ним появился человек. Как ни странно, это был Черкасский. Его лицо напоминало сейчас маску африканского колдуна: кожа ободрана, всюду запекшаяся кровь, одна рука безвольно свисает вдоль тела. Преодолевая боль, он вытянул вперед здоровую руку, и Теллон увидел в ней «шершень».
— Никто, — шептал Черкасский, — ни один человек…
Он выстрелил в упор.
«Шершень» считался гуманным оружием и обычно не причинял серьезных увечий, но Черкасский был профессионалом. Теллон, совершенно парализованный наркотиками, был не в силах даже моргнуть, когда стрелы злобно вонзились в его глаза, навсегда украв у него свет, красоту и звезды.
Теллон не чувствовал боли: она приходит потом, когда организм начинает перерабатывать парализующее вещество. Поначалу он даже не понял, что произошло, ибо темнота наступила не сразу. Сперва все перекосилось — и дрожащее дуло пистолета, и сам Черкасский. А потом мир наполнился бесформенной массой света: вспышки, плывущие цветные узоры, аметистовые и розовые контуры сосен.
Но от фактов никуда не денешься. Полный заряд с расстояния в двенадцать дюймов…
Должно быть, я ослеп!
На мгновение у Теллона защемило сердце, но потом все его мысли, как в конусе, сошлись в другой точке: он не мог вздохнуть. Все чувства были заглушены наркотиком, и он никак не мог понять, почему отключилось его дыхание; но догадаться было нетрудно. Лишить его зрения — то был лишь первый номер программы. Теперь Черкасский собирался довести дело до конца. Теллон поймал себя на том, что не слишком-то боится, хотя и понимает, что именно с ним происходит. Видимо, потому, что древняя реакция страха — опускание диафрагмы для наполнения легких воздухом — была блокирована параличом. Жаль, он не врезал Черкасскому ногой по голове, пока был в силах.
