– Мы безнадежны? На себя посмотри! – обиделась за человечество Настя.
– Что я? Я всего лишь ошибка Природы, погрешность в планах Создателя… Какой с меня спрос? А вы – великая раса, заселившая большую часть Земли, взявшая на себя ответственность за ее судьбу… Могли бы вести себя поприличнее.
– Я веду себя очень прилично! Я не виновата, что меня постоянно втягивают во всякие истории разные типы вроде… Вроде тебя, или Дениса, или Лизы с ее дружками…
– Это у нас с тобой общее. И ты, и я живем не той жизнью, которой бы нам хотелось.
– Раньше я жила жизнью, которой мне хотелось, у меня была нормальная жизнь, пока я не встретила этого… этого… – Настя замолчала. Логика начатой фразы требовала, чтобы она припечатала Дениса Андерсона каким-нибудь убийственным словцом, только почему-то язык отказался это делать, замер, залег на дно, притаился, прикинулся немым.
– То есть ты помнишь такое время, когда у тебя все было нормально? – с некоторым удивлением спросил Иннокентий. – У тебя было такое? Лично у меня – нет.
Двадцать минут спустя они быстро шли через двор, мимо хлопающего на ветру стираного белья, мимо окон с разбитыми стеклами, мимо переполненных мусорных баков и выброшенной старой мебели. Настя то и дело оглядывалась на оставленный ими дом, еще одно странное место, в котором ей пришлось побывать и от которого не останется ни фотографий, ни домашнего видео, только лишь обрывочные воспоминания, только лишь поспешные взгляды через плечо…
Автобусы в этих местах появлялись редко, такси не появлялись вообще, а попутные машины останавливались лишь в том случае, если водитель не совсем понимал, куда именно он заехал и кого именно он может получить в качестве пассажиров. Следовательно, чтобы выбраться из этого района, требовалось, во-первых, терпение на стадии ожидания транспорта, а во-вторых, проворство на стадии штурма транспорта, если тот все-таки появлялся.
Когда Настя и Иннокентий подошли к остановке, там уже скопилось человек десять, и, судя по выражению их лиц, стадию ожидания они переживали уже довольно долго.
– Твой знакомый, к которому мы едем… – негромко спросила Настя. – Он… человек?
– Был когда-то.
– Был?
– Если твоя работа – давать деньги под проценты и если тебе нравится эта работа, то со временем ты – как бы это поточнее сказать? – превращаешься в нечто иное… Кое-что от человека, кое-что… – Иннокентий ухмыльнулся, – от швейцарского гнома.
– И он тебе должен?
– Ага.
– И он отдаст тебе долг?
– Я буду настаивать, хотя…
– Что?
– Это будет столкновение репутаций. У него репутация очень жадного человека, а моя репутация… Я всегда забираю свое. Между прочим, повнимательнее с сумкой.
Настя обернулась: к остановке неспешно приблизились две цыганки. Остановились, осмотрелись, пошептались и принялись за работу, рассыпая скороговорку из чешских и немецких слов. Одна, помоложе, обхаживала высокого тощего мужчину в серой кепке, вторая, постарше, обещала раскрыть тайны прошлого и грядущего полной тетке с хозяйственной сумкой. Настя напряглась, сжала ремень сумки и сосредоточенно смотрела на дорогу, ибо в детстве достаточно наслушалась страшных историй про цыган, и даже если половина из услышанного была чистой воды фантазией, то другая половина все равно заставляла Настю нервничать. Иннокентий, напротив, с интересом наблюдал за цыганками и тихо посмеивался. Молодая цыганка в конце концов уловила его взгляд, оставила непробиваемого мужчину в серой кепке и многообещающей походкой подплыла к Иннокентию во всей своей черноглазой и золотозубой красоте. Она что-то стала говорить, значительно и негромко, Иннокентий сразу же закивал и протянул ей свою ладонь. Настя искоса наблюдала.
Цыганка с профессиональной бойкостью стала что-то говорить, разглядывая ладонь Иннокентия, но потом вдруг запнулась, замолчала, изумленно посмотрела на клиента, а тот как ни в чем не бывало кивал, требуя продолжения. Гадалка постарше почувствовала – что-то не то, подскочила к Иннокентию, бормоча что-то неодобрительное, потом посмотрела на его руку, и – в это было трудно поверить – смуглое лицо цыганки на миг побелело. Она оттолкнула свою компаньонку в сторону, крикнула ей что-то резкое, сама поспешно отскочила на несколько шагов и уже с этого расстояния внимательно посмотрела на Иннокентия. Тот улыбался как ни в чем не бывало. Цыганка взмахнула рукой, словно надеялась, что Иннокентий – это мираж, воздушный фантом; но Иннокентий не был миражом и не изгонялся движением руки, тогда цыганка с чувством плюнула на землю, не в самые ноги Иннокентию, но так, чтобы было понятно – плевок адресован именно ему, и никому другому.
