Мой отец был красноречив. И он отстоял свой план действий. В результате чего меня собрали в дорогу, в полном блеске и с огромной свитой доставили на северную границу империи и там передали королю, который должен был стать моим мужем. Он казался мне похожим на святого Димитрия, изображенного на фреске в Солуни. У него было оружие и очень красивые украшения на одежде. Выглядел он так, что мог бы быть мне отцом. К моему удивлению, он сошел с коня и опустился передо мной на колени. Он приветствовал меня так, словно я была его повелительницей. Но когда он, все еще стоя на коленях, поднял на меня глаза, их выражение напомнило мне святого Георгия, который занес копье над змием. Затем нас обвенчал митрополит Макарий. Мы вернулись в Солунь и там в присутствии моего отца, моей матери и многочисленных придворных отпраздновали свадьбу. И той и другой стороне были преподнесены богатые дары.
После этого мы отправились туда, где жил мой муж и король. Там не было ни моря, ни солнца. Мне все время было страшно. Вскоре оказалось, что для страха были все основания. Хотя мать и няньки обещали мне, что еще три-четыре года (до достижения двенадцати лет) я буду жить, как и раньше, в отдельных покоях, куда король заходить не будет, все оказалось иначе. Король в первый же вечер пришел в мою постель и овладел мною двумя способами, а я не смогла ему сопротивляться. Мне осталось непонятным, чего же он, в сущности, хотел, потому что, раскровенив меня, он сразу удалился. Перед уходом он меня поцеловал, и я поняла, что он придет снова. Я боялась, что у меня опять пойдет кровь, и защищалась изо всех сил, но быстро поняла, что лучше отвечать на его желание, потому что после этого он сразу уходит. Одна из придворных дам шепнула мне, что из-за сильного кровотечения я не смогу зачать и родить наследника. Она оказалась права.
Когда умерла моя мать, я поехала в Царьград на похороны и решила не возвращаться. Мне был двадцать один год, я была красива, и в меня безумно влюбился Монферат де Варье, молодой латинянин с широкими рукавами и тонкой шпагой. Но когда дело начало приближаться к развязке, он мне вдруг разонравился. Как раз в это время король, словно чувствуя мое состояние, направил к императорскому двору посольство, потребовавшее моего немедленного возвращения. Я, чтобы не создавать отцу трудностей, повиновалась, но по дороге назад, в местечке Сер, попыталась бежать в Солунь, переодевшись монашенкой. Однако мой сводный брат Константин заметил это, изорвал монашеское платье и вынудил меня вернуться к королю. Так меня доставили к нему во второй раз.
Король был от меня без ума, и я тогда поняла нечто такое, что раньше и не пришло бы мне в голову. И что я не узнала бы, не будь моего отъезда и возвращения. Потому-то я об этом и пишу. Я поняла, что только он один может удовлетворить страсть моего женского сердца. Нас изобразили на стенах храма: его уже старым, с сединой в бороде, а меня в драгоценных одеждах и с большими серьгами. Художник был греком. Он, как и я, тоже жил на чужбине. Меня он изобразил много лучше, чем короля…
Когда король умер, я опять вернулась в Царьград. К солнцу и морю. И ушла в монастырь. На могилу короля я послала драгоценную лампаду из чистого золота и столь же драгоценный покров, совершенный в своей красоте».
Когда Малгожата Посник закончила эту предварительную часть дипломной работы (которую не нужно было показывать профессору), она неожиданно поняла нечто чрезвычайно важное. Историю любви она очистила от науки. Поняла и еще нечто гораздо более важное. Сочиняя эту исповедь XIV века, она сочинила свою биографию.
Дипломную работу она так никогда и не написала. «Исповеди» оказалось достаточно. Вскоре она вышла замуж.
