– Просто не хочу терять форму, малыш. Слова шли по пенсу за десяток. А у меня их в запасе тысячи…
– Надо говорить: «тыщи», Солли, тыщи. Держи марку. А теперь заткнись.
Солли так и сделал, и я обратился к особе, сидевшей возле Загеро:
– Слушаю вас, мисс.
– Миссис. Миссис Дансби-Грегг. Возможно, вам знакомо мое имя?
– Нет, – ответил я, морща лоб. – Не припомню.
Конечно, имя это было мне знакомо, как и ее фотография, которую я раз десять видел на страницах самых популярных ежедневных газет. О ней, как и о многих других светских бездельниках, сплетничали досужие репортеры, излюбленными персонажами которых были представители так называемого светского общества, развивающие бурную и совершенно никчемную деятельность – источник неиссякаемого интереса для миллионов читателей. Насколько я помню, миссис Дансби-Грегг особенно отличалась в области благотворительности, хотя не слишком распространялась о своих доходах.
– В конце концов, это и неудивительно, – приторно улыбнулась она. – Вам так редко доводится бывать в приличном обществе, не так ли? – Посмотрев ни девушку со сломанной ключицей, светская львица произнесла:
– А это Флеминг.
– Флеминг? – Удивление, написанное на моем лице, на сей раз было подлинным. – Вы имеете в виду Хелен?
– Флеминг. Моя собственная горничная.
– Ваша собственная горничная… – раздельно произнес я, чувствуя, как во мне вскипает негодование. – И вы не захотели помочь, когда я делал ей перевязку?
– Мисс Легард первой вызвалась ассистировать вам, – холодно заметила аристократка. – Зачем же было мне вмешиваться?
– Совершенно верно, миссис Дансби-Грегг, – одобрительно произнес Джонни Загеро. И, посмотрев на нее внимательно, добавил:
– А то могли бы и руки испачкать.
На изысканном, тщательно размалеванном фасаде впервые появилась трещина. Покраснев, миссис Дансби-Грегг не нашлась, что ответить. Люди наподобие Джонни Загеро и на пушечный выстрел не приближались к кругу состоятельных лиц, в котором вращалась леди. Поэтому она не знала, как с ними разговаривать.
– Выходит, осталось еще два человека, – поспешил я вмешаться. Рослый «полковник» с багровым лицом и белой шевелюрой сидел около худенького взъерошенного еврея, выглядевшего нелепо рядом с грузным соседом.
– Теодор Малер, – негромко проговорил еврей. Я подождал, но он ничего не прибавил. Весьма общительная личность, нечего сказать.
– Брюстер, – объявил толстяк. Потом сделал многозначительную паузу. – Сенатор Хофман Брюстер. Рад, если смогу быть как-то полезен, доктор Мейсон.
– Благодарю вас, сенатор. Во всяком случае, вас-то я знаю. – И действительно, благодаря его удивительному умению рекламировать себя половина населения западного мира знала этого не стеснявшегося в выражениях сенатора, уроженца юго-запада, отличавшегося антикоммунистическими и чуть ли не изоляционистскими взглядами. – Совершаете поездку по европейским странам?
– Можно сказать и так. – Сенатор обладал способностью придавать даже пустяковым замечаниям государственный смысл. – В качестве председателя одной из финансовых комиссий осуществляю, так сказать, сбор необходимой информации.
– Насколько я могу понять, супруга и секретариат отправились раньше вас, как и подобает простым смертным, на пароходе, – с кротким видом заметил Загеро и, покачав головой, добавил:
– Ну и шум подняли парни из комиссии конгресса по поводу средств, расходуемых американскими сенаторами на зарубежные поездки.
– Ваши замечания совершенно неуместны, молодой человек, – холодно проговорил Брюстер. – И оскорбительны.
– Наверно, вы правы, – извиняющимся тоном сказал Загеро. – Не хотел вас обидеть. Прошу прощения, сенатор, – искренне произнес он.
«Ну и компания подобралась!» – подумал я в отчаянии. Только их мне и недоставало здесь, в самом центре Гренландского плоскогорья. Управляющий тракторной компанией; звезда эстрады; проповедник; острый на язык, хотя и образованный, боксер со своим чудаковатым менеджером; светская львица с немецкой горничной; сенатор; неразговорчивый еврей; смахивающая на истеричку стюардесса. И, вдобавок, тяжелораненый пилот, который в любую минуту может отдать концы. Но ничего не поделаешь. Раз уж они навязались на мою голову, буду лезть из кожи вон, лишь бы доставить этих людей в безопасное место.
