— Да. Мы собирались убить тебя, как всегда поступаем с уай'ичуранан, но ты начал ловить рыбу диковинным способом, и нам захотелось на это посмотреть.
Оба человека непроизвольно подняли глаза на свисавшие с потолка рыболовные снасти священника.
— Ага, я ловил на старую добрую снасть «Слава Гринуэлла» и поймал рыбину за две минуты. Как сейчас помню, это был радужный морской окунь — тукунаре.
— Как же, помню. Мы были поражены. А потом ты поймал самого большого паку, какого мы когда-либо видели. А потом ты почистил свой улов, приготовил и пригласил всех нас поесть. Мы чуть со смеху не лопнули, когда ты стал есть рыбу горячей.
— Ну, я понятия не имел, что у вас принято рыбу есть холодной. А еще не понимал, почему вы не прикончили меня на месте, истыкав своими отравленными стрелами. Признаться, тогда меня это сильно озадачило и даже немного разочаровало.
— Ты желал смерти?
— О да. Поэтому в конечном итоге я и оказался здесь.
— Я думал, дело в рыбной ловле.
— Я солгал насчет этого, как и насчет того, что хочу спасти ваши души. Сплошное мошенничество. Притворство священника-неудачника. Правда же состоит в том, что я желал смерти как избавления от стыда.
Мне довелось служить в сельской местности близ Кайли, где наркобароны и латифундисты обманом лишали людей земли, которую они должны были получить по сельскохозяйственной реформе. Я выступал в их защиту, организовывал митинги — жалкие попытки христианского, ненасильственного сопротивления. Мне велели заткнуться и служить поминальные мессы для вдов и сирот тех людей, которых убивали эти головорезы, но, видимо, из-за того, что голова моя была полна всяческих романтических идей относительно мученичества, я молчать не стал. Тогда в меня стали стрелять. Первый покушавшийся на меня промазал, второй — парень на мотоцикле — налетел колесом на гвоздь. И сломал себе шею, упокой Господи его душу. Потом они попытались взорвать мой грузовичок, но и тут что-то не задалось: бомба взорвалась в руках у наемного убийцы да его же и прикончила. Надо сказать, благодаря этому у меня возникла определенная репутация, и люди, пытавшиеся убить меня, испугались, ибо все они, хоть и мнят себя христианами, по сути своей суеверные язычники, как ты, мой дорогой друг. Уж не знаю, решились бы они на новые попытки или нет, но, к счастью для них, им не пришлось утруждаться: я сам себя погубил, погорев на Джуди. Ты знаешь это выражение «Панч и Джуди»? Нет, конечно, не знаешь. «Панч и Джуди» — это название… своего рода танца для детей, где Панч такой крючконосый малый вроде меня, а еще у нас есть напиток с похожим названием — пунш. Можно сказать, это своего рода писко. Вообще священников чаще всего губят как раз пьянство и женщины. Полагаю, еще и мальчики, но их в этом выражении нет. И вот ведь чудеса, ее и на самом деле звали Джуди, Джуди Ральстон. Она была медсестрой из Брэйнтри, штат Массачусетс. Маленькая такая, с густой копной черных волос и светло-зелеными глазами, вечно сердитая на всех — на правительство, полицию, чиновников здравоохранения в Кайли и на церковь тоже. Бывшая католичка, должен добавить. Скажи мне, мой друг, ты знаешь, что значит «одинокий»?
— Знаю. У нас нет слова для этого определения, но в детстве мне довелось побывать в низовьях реки, и я не только понял значение этого слова, но и прочувствовал его своим сердцем.
— Да, тогда, наверное, ты в какой-то степени сможешь меня понять. Все вокруг чужое, не с кем поговорить, никаких книг, ни единого слова, которое прозвучало бы на твоем родном языке. Скверно, конечно, но я сам не понимал до конца, как страдаю, пока на джипе и с мешками медикаментов не приехала она со своим американским выговором.
— Ты взял ее в свой гамак.
— Нет, это она взяла меня в свой гамак: да, я знаю, это не подобает священнику, как и все, что мы делали. Не могу сказать, будто я сильно противился соблазну — совращать меня ей особо не пришлось. Это произошло сразу после того, как взорвали мою машину; мы тряслись от ужаса, и нас просто бросило друг другу в объятия. Она была сведущей женщиной, я совсем неопытным, но, так или иначе, мы жили с нею в любви, пока эта связь не привела к зачатию. Скажи, друг мой, ты знаешь, что такое аборт?
