Джули проснулась около семи. С наслаждением потянувшись, она с легкостью, присущей девятнадцатилетнему возрасту, вскочила с кровати.
В своей выцветшей голубой поплиновой пижаме девушка выглядела не старше пятнадцати. Быстрыми энергичными движениями она расчесала каштановые волосы и резинками закрепила их в два хвостика. Стащив с себя мятую пижаму, Джули потянулась за яркими лоскутами хлопка, брошенными на стуле.
Весь ее гардероб состоял из единственной льняной васильковой юбки, нескольких блузок, шорт и пары самодельных бикини. Но это несильно беспокоило Джули, поскольку чаще всего она купалась и загорала вообще без одежды и ее гладкая юная; кожа была покрыта изумительным золотистым загаром.
Кроме светло-красной помады, привезенной отцом из Сент-Винсента к ее восемнадцатилетию, она никогда не пользовалась какой-либо другой косметикой.
Джули никогда не заботило, как она выглядит. Ее не смущал прямой мальчишеский подбородок с ямочкой, обсыпанный милыми веснушками нос, слегка покрасневшие от долгого продолжительного ныряния глаза. Она нечасто смотрела на себя в зеркало, чтобы быть довольной или, наоборот, выразить неудовлетворение своим внешним видом. Ее занимали совсем другие вещи.
В это утро, как обычно, она взяла с блюда, стоящего на столе на веранде, несколько бананов и съела их, спускаясь по тропинке к пляжу.
Около часа девушка плавала и плескалась в чистой изумрудной воде, загорала на белом коралловом песке, а затем вернулась в бунгало. Завтрак ждал ее на столе: плод авокадо, вареное яйцо и большой стакан козьего молока. Джули уже допивала молоко, когда из своей комнаты вышла Гизела. Она была в черном нейлоновом халатике, волосы, накрученные на бигуди, прятались под небольшой шапочкой. Лицо было покрыто толстым слоем крема. Когда ее муж был дома, она приводила себя в порядок до того, как появиться на веранде. Но сегодня Джонатан отсутствовал.
— Доброе утро, Гизела, — как можно дружелюбнее поздоровалась Джули.
Ей с трудом удалось выдавить из себя улыбку: один только вид мачехи был ей неприятен. Десять месяцев совместной жизни с этой женщиной не заставили ее переменить свое мнение о ней.
Гизела опустилась в кресло и вытянула свои красивые ноги.
— Скажи тетушке Лу, чтобы она поторопилась с моим кофе, ты слышишь меня? Я плохо спала сегодня и чувствую, что у меня начинается головная боль.
— О, мне очень жаль. Ты приняла аспирин?
— Разумеется. Что за идиотский вопрос?
Джули покраснела и прикусила губы.
— Я принесу тебе кофе, — мягко сказала она и заторопилась в домик кухарки.
На острове были только два помещения для жилья. Бунгало из трех комнат, которое занимала семья Джонатана Темпла, и домик, крытый пальмовыми листьями, где жила тетушка Лу со своим семейством.
Тетушка Лу была большой толстой жизнерадостной матерью одиннадцати детей, пять из которых все еще жили вместе с ней. Она готовила для семьи Темплов и убиралась в их доме, а ее муж Эркюль ловил рыбу и выращивал сладкий картофель, томаты и аррорут.
Джули очень любила тетушку Лу, а Гизела с высокомерием относилась к ней, стараясь лишний раз подчеркнуть, кто в этом доме хозяйка, а кто — прислуга.
— Ты не должна позволять ей никакой фамильярности, — заявила она вскоре после своего прибытия.
— Что ты имеешь в виду? — озадаченно спросила девушка.
— Она — прислуга и должна знать свое место.
— Но я люблю ее! Она чудная и очень хорошо ко мне относится.
— Ах, такие вещи не нуждаются в объяснении, — раздраженно сказала Гизела. — Ты невероятно наивна для своего возраста. Я думаю, что тебе не следовало так долго находиться на этом острове. Бог знает как ты будешь жить, когда тебе придется общаться с цивилизованными людьми.
Это «когда» заставило Джули замереть от тревожного предчувствия.
До появления мачехи она никогда не задумывалась о будущем. Этот остров был ее домом с тех пор, как ей исполнилось одиннадцать лет. Детские воспоминания о жизни в Англии не были особенно приятными. И она всегда считала, что ее жизнь с отцом на Солитэре будет продолжаться вечно.
Но Гизела была не из тех людей, которые могут быть счастливы на острове размером в десять акров — даже таком идиллическом, как Солитэр. Она не умела плавать, не загорала на солнце из боязни испортить цвет кожи, напоминающей лепесток магнолии. Она не любила читать и получала удовольствие только от танцевальной музыки. Тишина и одиночество быстро надоели ей.
