— Не все эти шрамы оставлены стеком, мадам В!
Она повернула голову и жалостливо посмотрела на него. Несмотря на все свои безумства, он не знал истинной жестокости этого мира.
— Это был не единственный раз, когда меня отхлестали за мою греховную натуру.
Он ахнул, представив себе, через какие ужасы ей пришлось пройти в совсем юном возрасте.
— Покончив со мной, она… позвала мужа. Поскольку мне больше нельзя было доверять, они закрыли меня в старой маслодельне, пока решали, как со мной поступить.
Сэйнт сгреб ее в охапку, словно таким образом мог защитить от прошлого.
— Боже мой, неужели в доме у вас не было ни одного друга?
Мадам Венна покачала головой.
— Все их немногочисленные слуги боялись потерять работу. Кто захотел бы подставлять шею ради несчастной девчонки-приемыша, которая, как им казалось, решила улучшить себе жизнь, расставив ноги перед хозяйским младшим сынком.
Губы Сэйнта приоткрылись, как будто он хотел что-то сказать, но вместо слов из его рта вырвалось драконье шипение. Он покачал головой, как будто не мог поверить, что на свете бывает такая жестокость.
— Вот она, причина ночных кошмаров.
— Oui. — Она прильнула к нему, когда он обнял ее покрепче. — Я понимала, что мне надо бежать. Если бы я осталась, мне пришлось бы расплатиться за грех своих родителей жизнью, а может, меня ждала бы еще более страшная судьба.
— Что может быть страшнее смерти? — спросил он.
— Каждую ночь принимать в своей спальне человека, который силой лишил меня невинности. Или, и того хуже, зачать от него ребенка. — Она содрогнулась, представив это. — Я предпочла бы смерть.
Сэйнт прижал ее к себе еще крепче. Она не стала рассказывать о том, как перерыла все в помещении, куда ее заточили, в поисках любого острого предмета, которым можно было бы перерезать себе горло.
Она мрачно усмехнулась.
— Сын. Я знала, что он явится. Я была одна и совершенно беспомощна. И он уже удостоверился, что я слишком слаба, чтобы оказать ему сопротивление. В маслодельне он мог развлекаться в свое удовольствие, и никто ничего не узнал бы. Заносчивость его погубила.
— Что вы сделали?
— Использовала единственное оружие, которое у меня было, — свое тело. Я дала ему то, чего он так домогался. — Она печально улыбнулась. — Я убедила его в том, что полностью подчинилась ему, и когда он меньше всего этого ждал, напала на него. Он так этому удивился, что я бы рассмеялась, если бы не спасала свою жизнь. Не я одна тогда пролила кровь.
— Здорово! — с жаром воскликнул Сэйнт. — Было бы еще лучше, если бы вы его тогда и порешили.
И если бы ее поймали, то повесили бы за его смерть. Это единственное, что остановило в тот момент ее руку, иначе она убила бы его.
— Свобода была для меня слишком дорога, чтобы рисковать ею. Я сбежала, и этого было достаточно. — Она решила не говорить о том, что Ройлзы были лишь одной из многих невзгод, которых хватало в ее жизни.
Не ослабляя объятий, Сэйнт лег на спину. Поколебавшись секунду, она прижалась щекой к его обнаженной груди. Его рука принялась рассеянно гладить ее спину, и она поняла, что он обдумывает услышанное.
— Та история с побегом все еще не дает вам покоя.
Это был не вопрос. Она вздохнула и положила ладонь на его живот. От этого прикосновения его мышцы напряглись.
— Не настолько, как вам кажется. Прошло достаточно времени, чтобы я смирилась с тем, что со мною случилось. Oui, на моем теле остались шрамы, но я не позволяю им управлять собой.
— А ночные кошмары?
— Они редко меня мучают, — откровенно призналась она и, задумавшись, сморщила нос. — Вечером я очень расстроилась, поэтому, наверное, и спала так беспокойно.
— Наверняка в этом есть и моя вина.
Если сейчас не возразить ему, он, того и гляди, решит, что во всем виновата его напористость в постели.
— Чепуха, вы — лучшее из всего, что произошло вечером и ночью.
— Вы это серьезно? — угрюмо спросил он, явно распекая себя в уме за неугомонность.
— Вы, конечно, разбили мою любимую полумаску, но я решила вас простить, — улыбнулась она.
— Но этот сон…
Она приложила палец к его губам.
— Тс! Я не настолько хрупка, чтобы не справиться с бойким любовником. Когда я сказала, что мне часто снится та ночь, когда я сбежала, я имела в виду, что каждый раз я заново переживаю ее. Во сне я не сбегаю от своих мучителей. Я все так же заперта в маслобойне, и меня все так же порют и унижают.
