– Ну так и что же? – угрюмо отозвался Хвалис, с трудом одолев досаду. – Или я теперь не человек? Отец меня любит. Побольше иных любит, как будто ты не знаешь! Он меня в обиду не даст. И кто угрянским князем будет – тоже еще неизвестно. Так что смотри не прогадай.
– Ты князем думаешь быть? – изумилась Далянка.
– А что – не веришь?
– Да ты даже в бойниках не был!
Она сказала правду: когда Хвалису исполнилось двенадцать лет и ему пришел срок, как всем отрокам, уходить в Варгу, Замила не отпустила его. Твердила, что ее сын слишком слаб и не выживет в лесу без заботы родителей. У диких склавинов имелось много диких обычаев, и доверить этим обычаям свое любимое дитя она не соглашалась. Хвалис, хоть и был на самом деле не слабее прочих, не стал особенно спорить: в душе он опасался, что в лесу его просто убьют, выбрав подходящий случай. Ведь бывало порой, что бойники погибали: охота, походы, учебные схватки, да просто ссоры или шалости растущих парней, – очень многое в лесной жизни грозило безвременной смертью неопытным, незрелым, но вздорным, как все в этом возрасте, отрокам, предоставленным почти только самим себе. Разумеется, и варга, и десятники из числа «отреченных волков», и просто старшие, кто поумнее, следили за молодыми и старались предотвращать несчастные случаи, но в лесу никто не будет, как мать и нянька, ходить за ребенком и оберегать от малейшего беспокойства.
Князь Вершина понимал, что его второй сын, которому он дал княжеское имя, совершает ошибку. Если бы Хвалислав пошел в Варгу, как другие юные Ратиславичи, и сумел наладить отношения с парнями, стать для них своим, то его отчуждение навсегда закончилось бы. Но спорить с младшей женой князь не стал. В глубине души он понимал справедливость ее опасений: если отроки захотят избавиться от чужака, на Волчьем острове им это сделать проще простого. И ответа не спросишь – в лесу он принадлежит только «волкам», прочие родичи не имеют на него никаких прав. В итоге оказались правы все: Хвалис остался жив и здоров, но от молодых Ратиславичей, прошедших через Варгу как положено, его теперь отделяла еще более высокая стена, чем в детстве. Даже мальчишки, кому двенадцати еще не исполнилось, дразнили его – дескать, кто в Варге не бывал, тот навек малец беспортошный!
– А что бойники! – в гневе закричал Хвалис, которому сразу вспомнились все эти насмешки. – Только там мужчиной быть учат! Да я и без бойников такое умею! Сейчас увидишь!
Схватив Далянку в объятия, он попытался опрокинуть ее на траву. Девушка вскрикнула, а Лютава выскочила из-за орехового куста и гневно приказала:
– А ну отпусти ее! Ярь заиграла, так я тебе сейчас оторву, в чем играет!
Хвалислав обернулся и выпустил из рук Далянку; на его лице отразились злость и досада, на лице девушки – облегчение. Лютава смотрела на него с гневом и негодованием: ее решительный вид и крепкая, ловкая фигура выражали готовность, если надо, не ограничиться одними словами.
В глазах Хвалиса горела такая ненависть, что, казалось, вот-вот взглядом он проткнет Лютаву насквозь. За ней стояла та самая Варга, которая теперь не давала ему чувствовать себя равноправным среди мужчин. Лютава подумала, что он готов ее убить, причем в прямом смысле. Но слишком близко была поляна, люди, а их тут две – с двумя сразу не справится.
– Выследила… волчица! – задыхаясь, бросил Хвалис и, не прощаясь, пошел прочь.
Его черноволосая голова и спина в белой праздничной рубахе скрылись среди зелени. Лютава и Далянка молча переглянулись.
– Небось матушке жаловаться побежал! – презрительно обронила Лютава.
Хвалиску Замилу она не любила, как и другие угрянские женщины не любили чужачку, забравшую над князем Вершиной слишком много власти.
– Боюсь, как бы не было у него с матушкой уговорено, – опасливо заметила Далянка. – А через матушку – и с батюшкой. Вот пришлет твой батюшка свататься – а мой-то откажет ли ему?
Но Хвалислав не собирался жаловаться матери – он уже давно вырос, и ее чрезмерная опека его раздражала. Сейчас он не хотел видеть ни мать, ни кого-либо другого. На луговине еще разносилось пение вразнобой – каждый уже пел свое, раздавался смех, но народу возле догорающих костров поубавилось. Те парочки, что приглянулись друг другу, уже разошлись по роще, и только Лютомеровы бойники, которым после праздников некуда вести невест, еще плясали в хороводе с девушками, не выбравших пока женихов.
