Когда шофер рассказал о случившемся дома, отец, хлебая суп, произнес:
— Эту я встретил вчера в парке. Она так чудно́ шла по дорожке.
Жена шофера сделала нетерпеливый жест.
— Было ясно, — продолжал муж, — что с ней что-то неладно. Она с трудом двигалась от скамейки к скамейке.
Жена шофера стала их поторапливать — чтоб скорее доедали суп.
Еде она придавала большое значение и к ужину обычно причесывалась.
— Девчонка, — сказал отец, — из-за которой тебе пришлось затормозить, села на скамейку рядом со мной. Она закрыла глаза.
Про сумку не припоминаю.
Может, у нее и была сумка.
С виду девушка совсем оголодала.
Мне показалось, что она уснула рядом со мной на скамейке.
Ноги она аккуратненько так поставила на гравии, параллельно друг другу.
Я кормил своих птиц.
Девушка их не распугала.
Наверное, нужно было предложить ей хлеба? Открыв глаза, она повернулась ко мне и улыбнулась.
Потом стала наблюдать за птицами.
Сидела тихонько.
По-моему, она была чем-то расстроена.
Наконец поднялась и пошла маленькими шажками по гравийной дорожке.
Я сказал: «До свидания».
Не знаю, куда она пошла.
Но пошла.
Она что-нибудь натворила?
Старик, сидевший на скамье рядом со мной, кормил птиц.
«Они знают его», — подумалось мне.
Он вытаскивал кусочки хлеба из коричневого мятого пакета. Вынимал по куску и разламывал обеими руками. Часть, которая оставалась в левой руке, клал рядом с собой на скамейку. Остальное разминал правой рукой и, отделяя мякиш от корки, крошил его и бросал птицам, себе под ноги, на гравий.
Птицы совсем ручные.
Я тоже могла купить хлеба на пять марок шестьдесят пфеннигов.
Могла бы сидеть в парке на скамейке и есть хлеб с апельсином.
Купила бы горячий хлеб, завернула в бумагу, взяла его под мышку и чувствовала бы, как он согревает меня.
Вдруг я ощутила боль в желудке.
Он напоминал пустую посудину, плывущую по воде.
Посудина росла. Когда я закрыла глаза, осталась только лодка, уже без воды.
То была гребная шлюпка, у которой отсутствовали весла.
Мой брат, Фриц Халлер, приурочил Кристинину свадьбу к ее восемнадцатилетию. Устроил все как полагается. Ему это влетело в копеечку.
Думаете, Кристина обрадовалась?
После обеда гости и новобрачные отправились на прогулку по озеру на колесном пароходе. Невероятное событие для Халлеров!
Мать даже прослезилась и поцеловала Кристину.
Радлеф мужик что надо. Кое-что смыслит в дереве.
Вечером он пришел к Халлеру и говорит: «Кристина хочет покататься на гребной шлюпке по озеру».
С Кристиной вечно одни заботы и неприятности.
Брат сказал Радлефу: «Тащи ее наверх, может, ей что другое больше придется по вкусу».
Радлеф поднялся наверх, в спальню, вместе с Кристиной.
У нас был счастливый день, и я с ней даже побеседовал немножко.
В девятнадцать лет она родила сына. Его назвали Фрицем, в честь брата, фамилию ему дали двойную: Радлеф-Халлер.
Когда внуку исполнился год, брат окончательно передал все свое дело Радлефу, у которого теперь появился наследник.
Кристина часто огорчала Раддефа.
«Она задумывается», — пожаловался как-то Радлеф.
Однажды он выкинул книжку в окно.
Потом ему пришлось ее даже поколотить.
Маленький Халлер развивался прекрасно.
Кристина все же любила сына. Но второго ребенка заводить никак не хотела.
«Я вам родила наследника для вашего дерева», — говорила она.
«И хватит», — думал про себя я.
Брат сказал Радлефу: «Если с Кристиной не станет лучше, придется сдать ее на лечение».
Халлеры всегда были здоровыми людьми.
Радлефы тоже влили хорошую кровь.
И все-таки позже нам пришлось обследовать маленького Халлера.
Врач сказал, что он совершенно нормальный.
«Но он похож на вас», — объявил он брату.
Что до меня, пусть бы Кристина делала что ей вздумается.
Герберт Найдлих говорит: «Женщину мы оттащили в сторонку, чтобы во двор могла въехать машина».
Герберт Найдлих сам принялся за дело. Он взял женщину за ноги и завернул брюки повыше, чтобы легче было ухватиться. Чулок на ней не оказалось.
Найдлих подхватил ее под коленками и придерживал за щиколотки — чтоб ноги не болтались. Ему удалось это без особых усилий.
Они с шофером вместе подняли женщину в том положении, как она лежала — лицом вниз.
