У двадцатилетнего женьшеня, традиционно называемого корневщиками "панцуй-тантаза", всего лишь три листика. У шестидесятилетнего, или "панцуя-упие",_
пять листиков. Шестилистный, столетний по возрасту, женьшень "панцуй-липие" - встречается чрезвычайно р.едко. Корень "липие" попадает на стол заготконторы корней не чаще чем один раз в десять лет. Он всегда вызывает там сенсацию. Стоимость одного "липие" равна, как минимум, стоимостям тридцати "тантаза" или пяти "упие".
Я привожу все эти экзотично звучащие названия вовсе не для расширения вашего, читатель, кругозора. Они активно обыгрываются в диалогах, которые вскоре последуют. Не зная того, что стоит за тем или иным названием, вы ничего не поймете в диалогах.
Цветет женьшень в июле. А в августе появляются на нем крохотные красные ягодки.
Вот и поди сыщи неприметное это растеньице с его едва-едва видимыми ягодками в лесной чащобе, где густые заросли кислицы оплетены лозами дикого винограда, а между высокими и разлапистыми кустами шиповника вся земля покрыта густой травой и буквально морем самых разнообразных, очень ярких и очень крупных, таежных цветов...
Сидя поздним вечером на лесной полянке у костра, Матвей Стародубцев горестно размышлял над тем, что его нынешний августовский поход по тайге запросто может окончиться ничем. Женьшень, что называется, не шел в руки. Фортуна, удача отвернулась в это лето от Матвея.
Удача... Корневщик чуть вздрогнул. Ему вспомнился тот его разговор с умирающим китайцем о "тайне удачи ва-панцуя".
Матвей полез в нагрудный карман гимнастерки, облегавшей грудь под накинутым на плечи, брезентовым плащом. Извлек из кармана крохотный клеенчатый пакетик. Выходя две недели назад из дома, Матвей бережно завернул бумажку с китайским "заговором на удачу" в клочок клеенки, чтобы уберечь от сырости, от дождей, нередких в уссурийской тайге в августе.
Стародубцев неторопливо прошелся взглядом по написанной на бумажке тарабарщине: он не знал китайского языка. Потом криво усмехнулся и громко прочитал написанное вслух.
И весь напрягся в ожидании, слабо, впрочем, веря в то, что лисы, китайские эти лешие, немедленно примчатся к нему.
Наш корневщик был убежденным атеистом. Но он не желал возвращаться из тайги домой с пустыми руками. Китайский "заговор на удачу" был его последним шансом поймать фортуну за хвост, пусть и нелепым шансом, бредовым, с его атеистической точки зрения. В сложившихся обстоятельствах не оставалось, однако, ничего другого, как воспользоваться им.
А вдруг заговор не предсмертный бред умирающего китайца, и в нем есть какое-то рациональное зерно? Хотя, хмыкнул Матвей, что рациональное может быть в колдовском заговоре...
В глубине леса разлилось голубоватое сияние. Оно имело четко очерченную форму - было похоже на огромный шар, состоящий из света. У Матвея побежали мурашки по спине, когда он узрел это загадочное явление.
На фоне шара появились три человекообразных силуэта, внезапно возникших на поляне в нескольких шагах от костра, словно выросших там из-под земли.
В беседе со мной Матвей Фролыч Стародубцев сказал:
- Хотите верьте, хотите нет, но я решительно не помню, как леший выглядели. Бок о бок с ними я провел время до самого рассвета. Видел их с такого же расстояния, с какого вижу сейчас вас. И тем не менее не могу сказать ничего определенного об их внешнем облике. Сам удивляюсь этому и отказываюсь понимать, почему это так.
Трое леших неопределенной наружности выстроились перед костром в ряд.
Один из них воскликнул на чистом, между прочим, русском языке:
- Привет, Ван У! Давненько не виделись. -Я-не Ван У,- хриплым шепотом выдавил из себя перепуганный Матвей в ответ. - Почему ты - не Ван У? - Ван У недавно умер. - Что такое "умер"? - Его больше нет.
- Чепуха! - резко бросил леший и сделал шаг вперед.- Такого не бывает, чтобы личность перестала существовать.
Стародубцев, трясясь от страха, проговорил: - Я сам похоронил его.
- Похоронил... Да, мы знаем это слово. Спрятал тело в землю. Похоронил тело, но не душу. Нельзя похоронить душу... Как зовут тебя? - Матвей.
