Только у одного Иосифа был очень серьезный аргумент для воздействия на Великого князя, и Софья это знала….
Ведь встал Иосиф на сторону Ивана в конфликте его с братьями…
И вот кончилась навсегда — удельная старина и держава окрепла…
Может и теперь удастся….
А если нет?
Тогда им с Геннадием если не смерть, то уж ссылка в какою–нибудь далекую маленькую обитель обеспечена….
И тогда православие на Руси станет под угрозой….
Если окажутся у власти последователи тайной веры, кто знает, чем все обернется….
Иосифу предстояло принять судьбоносное решение.
И в эту минуту ему казалось, что решение зависит от ответа на вопрос о том самом самовластии души…
Свободна ли она?
И вера — это препятствие для ее свободы, или, напротив — защита?…
Но это только так казалось.
Ответ Иосиф знал давно.
Вся его жизнь была ответом.
Теперь предстояло найти силы, ум и способности для окончательной схватки.
Надо определить цену и приоритеты.
Надо заново пересмотреть иерархию ценностей.
Иосиф прекратил размышления, опустился на колени и начал молиться…
Сентябрь, 1496
… Последний день сентября выдался относительно теплым и солнечным, хотя листва деревьев уже приобрела красно–желтую окраску но, несмотря на яркое солнце и чистое небо, воздух обжигал лицо всадника осенней прохладой.
Копыта коня глухо застучали по старым бревнам, и Медведев вдруг вспомнил, как он проезжал через этот мостик первый раз в жизни почти двадцать лет назад, вспомнил мужичка с телегой и конский хвост, прибитый над воротами сожженного имения «Березки».
Но теперь в этом лесу давным–давно не было никаких разбойников, окрестные места уже много лет перестали быть порубежными — граница Великого московского княжества отодвинулась почти на сотню верст отсюда, — и хотя никакая опасность не могла подстерегать здесь Василия, он оставался самим собой и, так же, как когда–то, окинул мысленным взором все свое воинское снаряжение, нынче совсем иное — он был одет скорее как литовский, а не московский дворянин, и только старый дедовский меч по–прежнему висел у его пояса.
Вот вдали уже показалось смотровая вышка, и кто–нибудь из молодых жителей Медведевки, находящийся на ней, наверняка заметит приближение Медведева, хотя ехать ему до этой вышки еще с четверть часа.
Василий, как обычно, точно выполнил данное ему поручение — передал Великой московской княгине слова ее дочери, и услышал ответ, который наверняка обрадует Великую литовскую княгиню: Софья обещала поговорить с мужем, чтобы он отозвал обратно в Москву большинство людей из свиты Елены.
Софья дала понять, что хорошо помнит Медведева, как спасителя ее дочери, выразила надежду, что он так же верно будет служить ей там, в далекой Литве, и милостиво отпустила, не удостоив никакой наградой. Впрочем, Медведев этого и не ожидал, — наградой ему служило милостивое разрешение Елены провести несколько дней в своем имении, и в этот момент Василий, уже предвкушая радость встречи, внезапно вздрогнул и насторожился.
До его уха донесся далекий звук нескольких пушечных выстрелов, а еще через минуту он увидел как за лесом, как раз в том месте, где находилась Медведевка, поднялось к небу облачко дыма. Василий впервые в жизни не поверил своим ушам и глазам, но через минуту далекий рокот пушек повторился, и еще большее облако дыма поднялось вдали над лесом.
Медведев не на шутку встревожился — пушечная осада его имения??
Кем? Откуда?
Василий, пустив коня в галоп, помчался к вышке.
Еще издали он увидел высунувшегося оттуда старого Епифания, который размахивал руками и что–то кричал.
— Что случилось?! — спросил, подъезжая, Медведев.
Приступ кашля не дал Епифанию ответить, он лишь показывал руками в сторону Медведевки, как бы призывая Медведева поскорее ехать туда.
Медведев помчался во весь опор по вытоптанной тропинке сквозь просеку, по которой когда–то он так быстро добрался от дома до этой вышки, когда здесь его ждал молодой князь Верейский, а его уже настигала погоня князя Оболенского.
Чем ближе подъезжал Василий к своему имению, тем явственнее различал он грохот выстрелов, пороховые взрывы и крики, однако во всем этом было что–то странное и неестественное.
