Но во Франции безумия литературные вызвали и безумия художественные. Все, чем щеголяли декаденты литературные, тем стали щеголять тотчас и декаденты художественные. И эти тоже попробовали уверять публику, что все прежнее художество никуда не годится и окончательно сошло со сцены, а настоящее художество начинается только с них, и что таких гениев, как их товарищи, не бывало и не будет никогда. Содержания никакого для художества не надо, а должно довольствоваться только тем, что ни взбредет в голову каждому отдельному художнику. Если это «новое» будет нелепо, темно, непонятно, безобразно, тем лучше. Таково именно и должно быть настоящее художество. Никакого смысла у него не спрашивай. Чем бестолковее, чем глупее, тем лучше! Чем несообразнее форма, чем более наперекор природе, действительности, чем невозможнее, безумнее и крикливее — тем более заслуга художника. И таким-то образом картины французских декадентов, а по их примеру и декадентов из некоторых других наций, стали давать такие вещи, на холстах и в красках, которые представляли совершенное повторение безумных cerfs blancs des mensonges, deuils verts de l'amour, palmes lentes, flammes végétales.
Но вся эта неимоверная чепуха и безобразие приходились по вкусу только тем из публики, кто также и сам был декадент в мозгу и во вкусе своем. Протестов, негодований раздавалось повсюду без конца, так что, наконец, даже историки современного искусства жаловались на эту противную художественную инфлуэнцу и желали поскорее конца заразе.
Даже такой вообще умеренный и осторожный, такой сдержанный, juste milieu между художественными писателями и критиками, как Мутер, с изрядным негодованием и оживлением говорит про психопатство, бестолковость, безобразие, истеричность, гнилятину и нелепую вычурность гг. декадентов.
Однакоже гадкая инфлуэнца все более и более исчезает в современной живописи, и что же? Именно когда она везде идет на убыль, кроме немногих декадентских центров, все еще усердствующих по части глупости и нелепости, вдруг хотят эту самую гадкую инфлуэнцу пересадить к нам!
Декадентский журнал даже так расхрабрился, что обещает переворотить у нас все вверх дном. Пока еще журнал не успел появиться, они хвастались печатно, что он «должен совершить переворот в нашем художественном мире, так же как и в публике». Прекрасный переворот! Напялит нам отношенное в других местах отрепье!
Там, по крайней мере, это была своя собственная болезнь, а у нас даже и не своя, а взятая напрокат у других.
В «Петербургской газете» было еще в прошлом мае напечатано «Мнение С. П. Дягилева» (как известно, редактора декадентского журнала) такого содержания: «Русское искусство находится в настоящий момент в том переходном положении, в которое история ставит всякое зарождающееся направление, когда принципы старого поколения сталкиваются с вновь развивающимися требованиями. Отсюда — протест молодых сил, наблюдаемый в парижском Салоне Champs de Mars, мюнхенском Sécession, лондонском New Galery и пр…» Здесь представляется мнение, не очень-то грамотно высказанное, потому что выходит, будто протест французских, немецких и английских декадентов происходит оттого, что русское искусство находится в «переходном» (небывалом) положении. Но нужды нет, грамотно или неграмотно излагает свое мнение г. Дягилев, во всяком случае оказывается, что переворот должен у нас совершиться, так как люди недовольны в других местах. Какое послушание! Какое смирение! Какая покорность! Там недовольны — давайте и мы станем недовольны! Мы ведь молодцы! Ни от кого не отстанем! Никому не дадим наступить себе на ногу.
Однакоже какая это прекрасная роль, быть лакеем-копиистом! Да еще с фальшью на каждом шагу!
Обыкновенно как сами декаденты (в том числе и наши), так и их защитники указывают с особенным торжеством на то, что у них всегда на первом плане, всегда самое главное — всегда, всегда что-то новое, неслыханное и невиданное. Это многих уже заранее восхищает, это многих приводит в восторг, еще ничего не видавши. Да и правду надо сказать, что «новость» — вообще говоря, хорошее и прекрасное дело, интересное и важное, к которому нельзя не стремиться, того требует натура всякого человека. Но новость новости — рознь. Надо разбирать, надо взвешивать, надо понимать, не надо быть слепым и бестолковым. Посмотрите, иная курица влезет на навозную кучу, повертит там головой во все стороны, поковыряет лапами и клювом, а потом, слезая прочь, оставит на навозе что-то такое на память о себе, вроде того, как, по словам Гоголя, у нас оставляют на лестницах собаки и кошки. Это все «новости», только спрашивается: неужели это и в самом деле такие драгоценности, на которые надо взирать с восторгом и с восхищением?
