Дома Нину уже ждали. Ольга Осиповна носила Лялю на руках, старалась успокоить, но малышка плакала, видно, проголодалась за ночь.
— Вот и кормилица наша, — обрадовалась Ольга Осиповна, увидев Нину. — Принесла?
— А как же. Первой в очереди стояла, молоко свеженькое.
Нина достала из сумки несколько бутылочек и одну из них протянула Ольге Осиповне. Та торопливо надела соску.
И вот уже Ляля не капризничает, жадно причмокивая, сосет молоко. Обе няньки довольны. Одна кормит, другая сидит, смотрит на ребенка еще грустными, но уже чуть повеселевшими глазами.
— Вот так и вырастим, — улыбается Ольга Осиповна. — Глянь, как лакомится.
Да, теперь не так страшно. Ляльке скоро шесть месяцев. Нина будет с ней все лето, а к осени девчонка еще подрастет. И мама, может, вернется.
— Ты меня не жди, — торопит Ольга Осиповна, — бери суп и садись завтракать.
— А может, вместе?
— Вместе не выйдет. Толя ушел к бабушке, Яков Осипович в городе, а меня придется долго ждать: пока Ляльку накормлю да убаюкаю, много времени уйдет.
Нина подходит к плите, наливает суп в тарелку, достает хлеб, ложку, садится за стол.
Ест медленно, молча. Ольга Осиповна видит все это, но разговора не начинает.
— Сегодня воскресенье, — наконец произносит она, — может, погуляешь с девочками?
Нина поднимает на нее удивленные и недоверчивые глаза.
— А дома как же?
— Дома я побуду. Хватит с тебя. Всю неделю не спускаешь Ляльку с рук. Погуляй хоть сегодня, в воскресенье.
— Ой, тетя Оля, кончились мои гулянки.
— Ну что ты, Ниночка. Твое еще впереди. Скоро мама вылечится, приедет домой, все пойдет на лад.
День сегодня выдался прекрасный. Почему бы и вправду не пройтись? Пусть ненадолго, не с подружками в лес или на речку, а, скажем, к бабушке…
Она собралась было идти, как вдруг увидела в окне отчима. На мгновение задержалась и, когда Яков Осипович появился на пороге, насторожилась: сказать, что идет к бабушке, или промолчать?
— Ты куда собралась? — спросил отчим.
— Пусть погуляет, — ответила за Нину Ольга Осиповна.
— Не до гуляний сейчас, — сказал Яков Осипович и тяжело опустился на стул. — Садись, поговорить нужно.
— Да я только к бабушке… — начала было Нина.
— Я не против, чтобы ты пошла к бабушке, да только не сейчас. Пришел сказать вам страшное, дорогие мои. Война началась. Немец напал на нас. Сегодня по радио передавали: в четыре часа утра на всей западной границе фашистская армия перешла в наступление, германская авиация бомбила пограничные города, до Киева добралась. Беда… Великая пришла беда…
Ольга Осиповна как сидела с ребенком на руках, так и застыла. И Нина почувствовала вдруг, что руки у нее отяжелели и как-то бессильно повисли.
Собственно говоря, она не представляла себе, что такое война. До сих пор все, что слышала о войне, было столь героическое, романтично увлекательное, что слово «беда» с ним вовсе не вязалось. Но раз Яков Осипович говорит «беда», значит, так и есть. Он человек взрослый, опытный. Ему лучше знать…
— Что же мы будем делать? — спросил Яков Осипович, почему-то обращаясь к ней, а не к Ольге Осиповне. — Не сегодня-завтра меня мобилизуют, пошлют на фронт…
— А может, не возьмут. Все-таки трое детей, и Лариса Ивановна больна, — поспешила вмешаться Ольга Осиповна.
— Не буду же я в такое время о своих льготах думать. Как ни трудно, а идти надо.
— Ну, если так, — ответила Ольга Осиповна, — пусть дети переходят к нашему отцу. У него все-таки свой дом, а здесь, что ни говори, снятая квартира.
Яков Осипович не ответил сестре, задумался.
— А что скажет Нина? — опять обратился к ней отчим. — Пойдешь к деду Осипу?
Нина заколебалась. Она подумала, что совет тети Оли хоть идет от доброго сердца, но для нее с братом не подходит. Кто они для деда Осипа, чтобы жить у него? Но сказать прямо об этом не решалась.
— Мне кажется, нам лучше будет у деда Ивана, — сказала она тихо, но твердо, — мы там жили, привыкли, а Ляльке все равно: она еще маленькая, не понимает. Да и бабушка приглашала…
— Когда приглашала? — спросил Яков Осипович.
— Перед экзаменами в школе.
Отчим опустил голову. Помолчал.
Ольга Осиповна собралась было что-то сказать, но не успела. Яков Осипович вдруг поднялся и решительно сказал:
