— Но он говорил так с самого начала, — сказала Кара. — Тебе это нравилось. Ты сама мне рассказывала.
— Сначала мне нравилось. Но он делал это все более грубо. Затем он начал присылать вещи.
— Я помню то платье.
— Не только платье. — Линн заставила себя остановиться и говорить немного спокойнее. Она приготовилась описать самую неприятную часть своей истории. Кара должна была понять.
— Он начал предлагать мне эти проклятые колготки тогда еще, когда был в Бостоне. «Я мог бы просунуть свой язык прямо в них», — сказал он. Потом он прислал мне этот каталог. Это не была эротика, это порнография. В нем была фотография этих колготок. Когда я притворилась, что не получила его, он — представляешь — он прислал мне другой, но спрятал его в прекрасном подарке, в кофеварке, чтобы я не могла сказать, что не получила его. Когда я проигнорировала и это, он принес колготки к Мэри!
Кара пристально посмотрела на нее.
Линн вытянула руку:
— Теперь ты понимаешь?
— Я вижу во всем этом только настойчивого мужчину, который делает не совсем изящные намеки.
— Намеки!
— Ты хоть раз говорила ему, что тебе не нужны эти колготки?
— Я дала ему это понять!
— Ты уверена, Линн? А тебе не кажется, что у него было достаточно причин для удивления? Я лично удивлена. Помнится, всего пару недель назад ты говорила, что Грег прочитал все статьи в журналах, рассказывающие о том, чего хочет женщина.
У Линн снова заболела шея. Она начала растирать ее.
Итак, она ничего не добилась. Она не смогла убедить Кару.
Боль в шее немного прошла, но она знала, что скоро возобновится. А потом перейдет в мучительную головную боль.
— Позвони ему, — сказала Кара.
— Я позвоню. Но только для того, чтобы сказать ему, что нам нужно расстаться.
— Что ты имеешь в виду? Между вами вышло недоразумение. Оно скоро разрешится. Ты говоришь так, словно не собираешься больше встречаться с Грегом.
Линн отыскала среди бумаг на столе стеклянную чашку с фирменным знаком Третьего канала, в которой оставалось немного холодного кофе. Она взяла ее, потом передумала и поставила ее обратно.
— Я не знаю, хочу ли с ним снова видеться.
— Но все шло так хорошо. Он казался тебе совершенством. Ты считала его совершенством. — Кара развела руками. — Как могло совершенство превратиться в нечто сомнительное всего за несколько недель?
— Это не… может быть, это и не было так прекрасно с самого начала, — Линн подошла к окну. Стоя к Каре спиной, она сказала:
— Мы с Грегом встретились в обстановке, далекой от реальной жизни. Я была в эйфорическом состоянии, чувствовала себя королевой дня. Мы чуть было не переспали с ним в ту ночь. Затем я уезжаю из города, он приезжает на неделю, и у нас начинается этот головокружительный страстный роман. Незадолго до отъезда он заставляет меня задуматься. — Она обернулась. — А теперь я задумалась еще больше. И самая умная вещь, которую я могу сделать, — это признать это. Тогда я могла бы тосковать по нему, не прислушиваясь к своему внутреннему беспокойству.
Ее остановил стук в дверь.
— Открыто, — крикнула Линн.
Вошла Пэм:
— Там для тебя посылка. Громадная подарочная коробка. Посыльный едва донес ее.
Линн кивнула:
— Пускай войдет.
Это был громадный пушистый игрушечный енот. Линн с отсутствующим видом потрепала его, пока открывала карточку.
— Мне очень жаль, что пришлось уехать. Было здорово увидеть тебя. Буду звонить, — прочитала она вслух.
Кара дотронулась до уха енота:
— Восхитительный подарок.
Линн достала игрушку из коробки. Голова енота откинулась назад, а ноги свободно повисли. Она выронила его, но он упал не в коробку, а на пол.
Кара наклонилась, чтобы поднять его, но Линн сказала:
— Не надо.
— Почему не надо?
— Посмотри на него. У него такие голова и ноги, словно он был… болен. Посмотри на его глаза. Они косые…
Кара смотрела на нее в изумлении.
— Посмотри, — сказала Линн.
— Я смотрю. Все, что я вижу, так только забавную набивную игрушку.
— Он не кажется тебе больным?
Кара подняла животное и аккуратно положила его в коробку.
— Линн, мужчина старается сделать тебе приятное. Он признает, что был неправ. Он приносит свои извинения. Он присылает тебе подарок. Что тебе еще надо?
