с куньим воротником, и поп повеселел. «Дух времени!» — говорил он и, оставив в покое молокан, принялся сочинять таксу для православных. При виде этой перемены молокане только ухмылялись, но упорно молчали. Так «молоканский вопрос» и канул в вечность.
Абрам Петрович как сказал, так и сделал. На другой день, часов в шесть утра, он был уже у меня. Приехал он на той же самой лошади, на тех же самых дрожках, на которых был вчера на Микишкиных болотах. Он опять подъехал шагом, громыхая бляхами, только на этот раз он был не один, а с Николаем Суетным, сидевшим сзади него с кошёлкой в руках.
— Привез, утку привез! — крикнул Суетной, увидав меня сидевшим на крылечке. — Вота она, всю дорогу орала… Спроси хошь свата!
Но сват не обратил даже внимания на слова Суетного. Увидав меня, он остановил лошадь, передал вожжи свату, приказал ему поставить коня в холодок, не торопясь слез с дрожек, расправил поясницу, степенно подошел ко мне и снял фуражку.
— Доброго здравия-с, — проговорил он.
— Здравствуйте.
— Благополучно ли изволили дойти вечор-с?
— Отлично.
— Устали небось. Сват сказывал, что дичи да рыбки купили у него… Поди, тяжеленько было?
— Своя ноша не тяжела.
— Это точно-с.
Я встал и пригласил Абрама Петровича в комнату.
— Благодарим покорно-с, — проговорил он.
Но войти в комнату не торопился. Он опять снял картуз, вынул из кармана ситцевый платок, отер пот с высокого, открытого лица и, глядя на безоблачное небо, проговорил:
— Благодать-то какая-с… теплота-то какая! Все живет, все дышит… Земля как парник какой! сейчас полями проезжал — душа не нарадуется… Ежеминутно господа бога благодарить надо… Сколько щедрот-то! И дождями землю орошает и солнышком согревает. Давно ли, кажись, яровые-то в землю брошены, а теперь посмотри-ка: раскустились так, что галку не увидишь в них. Великие богатства обещают поля, только теперича надо просить создателя небесного, чтобы милосердие свое довершил, чтобы по грехам нашим гневом своим справедливым не посетил нас.
И вдруг, переменив тон, спросил, защурив глаза:
— Ржицу-то теперича посмотреть прикажете али после-с?
— А вот погодите, чайку напьемся.
— Как угодно-с… По мне, пожалуй, я и не глядя куплю-с, потому хлеб известен-с.
— Нет, все-таки посмотреть нужно.
— Как угодно-с.
— Известно, посмотреть лучше, сват, — проговорил Суетной, тоже подойдя к крыльцу с кошёлкой в руках. — Ну, вот тебе и утка, — добавил он, обращаясь ко мне и подавая кошёлку. — На, бери, владей… Береги мотри…
— Еще бы не беречь золото такое! — иронически заметил Абрам Петрович.
— Золото, сват, золото.
— А коня-то поставил?
— Поставил, сватушка, поставил… не сумлевайся, под навесом стоит там на конном… разнуздал и сенца бросил. — И потом, вдруг обратись ко мне и кивнув головой на Абрама Петровича, проговорил: — Ведь дал.
— Что такое? — спросил я.
— Нешто забыл! двести рублей-то, на избу-то…
Но Абрам Петрович даже головой покачал.
— Не я дал тебе, сват, а долг человеческий! Чего тут такого удивительного! Вот если бы я не дал тебе, имея возможность дать, ну тут подивиться было бы чему. Я бы, к примеру, тонуть стал, а ты бы взял да руку мне подал… неужто такому твоему поступку дивиться надо было бы. Это был твой долг. Коли мы друг другу помогать не будем, так нечего нам и людьми называться… тогда место нам не в избах, не в домах, а, с позволения сказать, в свиных хлевах… вот где…
— Спасибо, сватушка, спасибо! — тростил между тем Суетной. — Такое спасибо, что по гроб жизни не забуду. Только вот горе-то, — обратился он ко мне, — деньги-то дал, а расписки не берет… уговори хоть ты его…
— Как не берет? — спросил я.
— Так и не берет… Сват, успокойте вы меня, возьмите расписочку…
— Будет тебе городить-то…
— Сватушка! в смерти, в животе бог волен, — говорил Суетной, стоя перед Абрамом Петровичем без шапки и отвешивая ему низкие поклоны. — Яви божескую милость, возьми расписку. Бог знает, что будет впереди-то… Может, зазнаюсь я, совесть потеряю в больших-то хоромах.
— Будет, будет тебе… нечего и барину надоедать пустыми этими разговорами. Я сказал тебе: отдашь — хорошо, а не отдашь — еще лучше, потому что тогда душе моей еще больше спасения будет… Вот тебе и все.
