Николай Клюев - страница 66
Таким предстаёт «религиозный шулер, литературный и нелитературный вор» на страницах нового брихничёвского журнала. А в третьем номере Брихничёв печатает беседу с Клюевым под названием «Богоносец ли народ?», где Клюев в чрезвычайно резких тонах отзывается о веховцах и их взглядах на русский народ и полемизирует с Владимиром Соловьёвым. И ни малейшей идеализации народа ни в клюевских словах, ни в клюевском тоне.
«Указывают на народ — богоносец… Как будто не путём самосознания, не путём страдания совершенствуется нация…
Это Соловьёв говорил?
Я не согласен с Соловьёвым… Это — суеверие…
На самом деле народ — Дракон. (На самом деле — Дагон. Брихничёв плохо услышал. — С. К.)
Земля — злое, тёмное божество…
И плен земли самый страшный…
Недаром в древности земле приносили человеческие жертвы. Дагон…
Пахарь постоянно зависит от земли…
Молятся они во время засухи не Богу, а Духу земли…
Какой же тут народ богоносец?!
А к палке привыкнуть не большая заслуга… Терпение…
Чтоб они треснули с этим терпением… Ставят в заслугу целой нации, что она к палке привыкла…
Какое суеверие, Господи!
Барыня вывела собачку на цепочке и смотрит, как она гадит…
Так и они, называющие народ богоносцем, видят народ на цепочке и смотрят, как он гадит, и умиляются…
Читаю книги и думаю, что они плетут…
Конечно, отнимая от народа этот чин — богоносца, нельзя заключать, что он и свинья, и скотина…
Но нечего и болтать про то, чего не знаешь… А между тем ни один из них не объявится — „меня за умного считайте или за дурака, а я ничего не знаю“.
Тогда бы всем легче стало… Впрочем, я не знаю, какого бога они разумеют…
Того, кто сам ходит…
Или которого на руках носят…
Может быть, у них, у Булгаковых да Бердяевых, такой бог и есть, которого носить надо…»
С этой речью впрямую перекликается клюевская «Святая быль», где «други-воины» навещают на земле «добра-молодца», что сам был из их рати небесной: «Моё платье — заря, венец-радуга, перстни-звёзды, а песня, то вихори, камню, травке и зверю утешные…» Слетев звездой на «землю святорусския — матери», он, человеком став, — «всем по духу брат с человеками разошёлся… жизнью внутренней…». И вещает — в чём суть этого разлада:
Так видится русский человек ангелу во плоти, который знает, что творит «навет», и «навет» этот «чутко слушают» его друзья, и отвечают по достоинству: возвращают «друга» в небесные выси:
Не прижившийся среди людей, при всей любви к «земле святорусския», вернулся в родную обитель. А за навет — рассечённая плоть.
…Ещё в сентябре Клюев писал Василию Гиппиусу, также привлекая его к сотрудничеству в новом журнале: «Здесь очень хорошие люди около журнала „Новое вино“». Но ознакомившись с брихничёвским «посланием», резко отстранился от бывшего друга и в письме издателю К. Некрасову просил снять посвящение Брихничёву над «Святой былью» в готовящемся издании «Лесных былей», а 22 мая 1913 года написал Брюсову: «Дорогой Валерий Яковлевич, я получил письмо от Брихничёва, в котором он выражает сожаление о том, что написал Вам обо мне и 800 экземплярах „Сосен перезвона“. Дело объясняется очень просто, и к нему я никакого касательства не имею. С Брихничёвым я порвал знакомство, так как убедился, что он смотрит на меня как фартовый антрепренёр на шпагоглотателя — всё это мне омерзительно, и я не мог поступить иначе».
