Но это ещё мягко звучало по сравнению с другими отзывами, в частности, с отзывом Михаила Левидова, чья статья «„Народная“ поэзия» появилась в «Журнале журналов». Кавычки в заголовке уже настраивали на соответствующий тон.
«Новые артисты подвизаются на арене литературного балагана: Клычков, Клюев, Есенин, Ширяевец (Клычков и Ширяевец в вечере не участвовали, но достаточно было и того, что их стихи прозвучали со сцены. — С. К.). Публике нашей, пресытившейся модернизмами, эстетизмами и футуризмами, нужна новая забава; забаву эту она найдёт в сусальном лживом народничестве Городецкого и братии, кстати, так безупречно патриотически настроенных… Эти дудари и певуны играют недостойную их таланта роль потешников, скоморохов, забавляющих скучающую петроградскую публику, ударившуюся в сладкое народолюбие. Конечно, со временем надоест и эта забава, перестанет потешать и этот очередной фокус петроградской литературы. Клычковы, Клюевы и Есенины не страшны для истинной поэзии, далёкой от великосветских салонов, чуждой поискам „народных“ слов. Если они и вправду по-настоящему талантливы и имеют что сказать, знают — как сказать, — то и они уйдут от своей „народнической поэзии“, вольют свои ручейки в океан поэзии общечеловеческой».
А в журнале «Рудин» под карикатурой, изображавшей участников вечера в виде сидящих на ветке птиц, где Есенин был представлен нахохлившимся воробьём, а Клюев — совой, можно было прочесть издевательский «отчёт» Ларисы Рейснер под псевдонимом «Л. Храповицкий»: «Вот оно „просыпается, красовитое слово народное“. Назло „шептунам“ и „фыркателям“ приходит оно, чтобы занять подобающее место среди беспорядочно бегущих толп.
Сюда, „наследники Баяновы“, собирайтесь к „думным соснам“, под крыло „сирин-птицы“, к „святовейным платам юродивых угодников“.
Напрасно „изгиляется Вильгельмище“, сидя за буераками. Пришёл час, дрогнула „скуфья стопудовая“, блеснули „отмычки золотыя во персты сахарные“, во весь рост поднялась Матушка-Россия…
По городам и сёлам ограбленным пройдут Баяны добросердные, „пытливцы остроглазые“. На земле, кровью омоченной, вырастут „часовенки расписные, с петушками и зайчиками на крылечке узорном“…
Не надо слов тревожащих, не надо надежд мучительных — в сладком умилении, в тихой пристани юродивого благодушества — вечный покой и вечное счастье!»
Подробности, связанные с этим вечером и реакцией на него, тем более существенны, что и сами его участники, особенно Клюев и Есенин, а также руководители «Страды» не могли не понимать: Городецкий не просто пересолил. В неуёмной жажде лидерства, что сочеталась с поверхностно им понимаемым «народничеством», он по сути исказил цели и задачи общества. Впечатление от «Беседного наигрыша» и «Избяных песен», от есенинских стихов, что составят первую книжку «отрока вербного» — «Радуница», у многих наложилось на впечатление от ведения вечера, от внешнего вида поэтов, тем паче что в редакциях газет и журналов через одного сидели люди, которых воротило от самих слов «Русь», «народ», «патриотизм».
Видимо, у Игнатова и Ясинского состоялась беседа с Клюевым, который со всей откровенностью высказал всё, что думал о Городецком и его деятельности. После чего они поговорили с самим Сергеем Митрофановичем. Оскорблённый Городецкий написал Ясинскому письмо, где не стеснялся ни в выражениях, ни в личных выпадах, придравшись к пожеланию видеть в «Страде» поэта Дмитрия Цензора, которого он сам там видеть не хотел. Но ясно, что суть расхождений была не в этом достаточно мелком пункте.
Означенный документ тут же стал достоянием остальных членов «Страды». При том, что Городецкий не унялся и всерьёз планировал своё участие в следующем вечере, посвящённом Клюеву и Есенину. «На Клюева и Есенина письмо Городецкого к Вам произвело ужасное впечатление, и они открыто говорят о полной своей от Городецкого отчуждённости, — писал Игнатов Ясинскому. — …Что захочет сделать Городецкий для этого вечера, пусть делает, но я на него не надеюсь. Серьёзно думаю, что он откажется от всякого в нём участия, и кроме того, он не может
