Столыпин был единственным, на чьи предупреждения о том, что двор компрометируют контакты с Распутиным, царь как-то реагировал. Распутин сделался необходимым царице, потому что многократно спасал страдавшего заболеванием крови наследника Алексея с помощью природного целительского дара и — по свидетельствам очевидцев — гипноза. В глазах Александры это был «Божий человек», и она не принимала жалоб на этого шарлатана, более всего внимавшего зову радостей земных. Царю все чаще приходилось выслушивать жалобы на поведение этой сомнительной личности; он безрезультатно пытался отослать Распутина домой, в Сибирь — царица разгневалась, ибо в отсутствие «старца» никто не мог помочь Алексею.
— Вполне согласен с вами, — сказал Николай, когда Столыпин в очередной раз завел речь об этой темной личности, — но лучше десять Распутиных, чем одна истерика царицы…
Выстрел, оборвавший жизнь Столыпина, часто называют выстрелом в Россию. С ним оборвались надежды на «этап внутреннего покоя», который Столыпин рассчитывал установить в России, твердой рукой обеспечивая в стране стабильность. Теперь требовался лишь один удар извне, чтобы расшатать и без того неустойчивую Российскую империю.
Накануне первой мировой войны царь мог оглянуться на два десятилетия относительно успешного правления. Прочная основа экономического процветания и реформы выдающегося министра помогли стране устоять под ударами войны с Японией и мощной революционной волны 1904–1906 годов. Рост материального благосостояния обеспечил невиданный расцвет и многообразие культурной жизни, что нашло широкое международное признание. Либеральный политический климат после частичной отмены цензуры способствовал появлению тысяч газет и журналов, на страницах которых велись разнообразные дискуссии, в том числе и по вопросам искусства. Период от начала века до мировой войны называют в России «серебряным веком» (по аналогии с «золотым веком» времен величайшего поэта Пушкина[58]). В различных областях искусства сосуществует множество направлений. В архитектуре и изобразительном искусстве, а также в прикладном искусстве возник русский аналог западно- европейского «югендстиля»[59].
В театре, литературе и музыке осуществляются эксперименты с выразительными средствами, кубизм (режиссер Таиров)[60] наряду с хореографией находит отражение на сцене в использовании символически размещенных подсвеченных зеркал (режисер Мейерхольд). Россия широко открыта западным влияниям (уже в 1910 году в Москве выставляются работы Пикассо, в 1912 году появляются манифесты русских футуристов), которые принимают здесь собственные формы художественного выражения, позднее известные как русский авангард; правда, эти революционные авангардисты предшествовали политической революции, и мало кто уцелел после нее — кроме немногих, запряженных в пропагандистскую телегу. И в литературе ведутся поиски новых путей, чтобы отправиться в новый век, отталкиваясь от традиций прошлого, от «эпического реализма». Чехов, например, своими короткими рассказами пошатнул устоявшийся жанр эпического романа: он отдавал предпочтение психологическим моментам, которые и в его пьесах превалируют над действием как таковым, над сюжетом. В поэзии проводятся эксперименты с акустическими эффектами или графическим выражением (например, Бурлюк), а в музыке смелые гармонии молодого Прокофьева дают толчок новым идеям в разных областях искусства, даже когда публика (как при исполнении его Второго фортепианного концерта в 1912 году)[61] затыкает уши или в ужасе разбегается из зала.
Царь крепко сидит в седле после потрясений его системы правления в 1905 году отчасти благодаря учреждению Думы и реформам своих министров, отчасти благодаря подавлению анархизма твердой рукой[62]. Николай пользуется уважением. Министры и их подчиненные ценят его за простоту и честность; его добродушие иногда создает проблемы: царский камердинер Чермадуров[63] рассказывает, как многие бессовестно использовали склонность царя идеализировать других для достижения личных выгод. Реакции Николая непосредственны. Дворцовый комендант Спиридович вспоминает: «Как-то вечером, когда император уже отправился почивать, перед дворцовыми воротами начался беспорядок, так как какая-то женщина пыталась проникнуть внутрь. Когда шум сделался невыносимым, царь в пижаме вышел из своих покоев узнать, в чем дело. Оказалось, женщина пришла просить за своего мужа, которого назавтра должны были судить по обвинению в заговоре. Она уверяла, что он невиновен. Николай спокойно сказал, что его следует помиловать, и отправился спать».
