«5 ноября, воскресенье. Ночь прошла прекрасно, лихорадки больше нет. После купания дочери пошел гулять. Удивительно тепло 10°. Обедал с мамой. Аликс снова провела день во второй комнате, дитя при ней. Сегодня впервые попробовали кормить грудью, и Аликс это очень понравилось…»
«6 ноября, понедельник. Утром любовался нашей прелестной дочкой. Она кажется вовсе не новорожденной, потому что такой большой ребенок, с покрытой волосами головкой. Но дитя не берет грудь, придется искать кормилицу».
После коронации августейшая чета должна была наносить ответные визиты другим монархам: сначала в Вену к императору Францу-Иосифу, наследник которого пять лет назад побывал в Петербурге, затем в Бреслау к кайзеру Вильгельму И, после него к датскому двору (мать Николая была дочерью короля Кристиана IX) и, наконец, в самую дружественную страну и с 1892 года союзницу России, Францию.
Отношение Николая к принимавшим его главам государств просматривается, как в зеркале, в длительности его пребывания и в том, долгими или краткими были его обращения.
Вот буквально одна фраза, которую произнес Николай 15 августа 1896 года в Вене (по-французски, поскольку немецким он владел неважно), поднимая бокал за австрийского императора — опасного соперника России на Балканах:
«Выражая Вашему Величеству благодарность за любезный прием, который мне здесь оказан, поднимаю бокал за здоровье Вашего Величества, императора Австрии и короля Венгрии, и за императрицу и королеву».
Десять дней спустя царь говорил в ответ на речь германского императора Вильгельма, своего родственника и советчика в молодости, к которому Николай с самого начала испытывал антипатию:
«Благодарю Ваше Величество за только что высказанные слова и за прием, оказанный нам в Бреслау. Могу заверить Вас, сир, что мною движут те же неизменные чувства, что и Вашим Величеством. Пью за здоровье Вашего Величества и Ее Величества императрицы, ура!».
В то время лаконичный стиль Николая сохраняется и в его переписке — в полную противоположность безбрежным словоизлияниям немецкого кайзера. Его последующие пространные выступления во Франции отражают подлинно дружественные чувства царя к французскому (хотя и республиканскому) союзнику.
Конечно, на официальные выступления русского царя во время пребывания во Франции в декабре 1896 года повлиял триумфальный прием, который оказала Франция новому российскому царю: правительство выслало навстречу ему целую эскадру военных кораблей, которые торжественно сопровождали императорскую яхту в порт Шербур. Не считая короля Людовика XVI, Николай — единственная коронованная особа, посетившая эту военно-морскую базу, и суеверные люди впоследствии даже в этом усматривали предзнаменование, связавшее судьбы обоих властителей.
Николай, явно тронутый таким приемом, в адмиральском мундире произнес в Шербуре первую благодарственную речь французским хозяевам:
«Я глубоко взволнован любезным и сердечным приемом, который нам оказан здесь, в Шербуре. Я чрезвычайно тронут тем, что нас эскортировала целая эскадра, и на меня произвел огромное впечатление флагманский корабль, который сопровождал нас с момента входа во французские территориальные воды. Я разделяю чувства, которые движут Вами, господин президент, и поднимаю этот бокал в честь французской нации, французского флота и его замечательного личного состава. Благодарю президента республики за оказанный нам исключительно дружелюбный прием».
Прибытие в Париж вылилось в настоящий триумф — далеко не единственный в жизни русского царя, но и Париж «не видал ничего подобного с того дня, как наша армия вернулась с победой из-под Сольферино и Мадженты» (как выразился французский посол Морис Бомпар). После того как стихли приветственные выкрики жителей, размахивавших французскими и русскими флагами и заполнивших улицы, чтобы посмотреть на гостя, ехавшего в запряженной шестеркой лошадей карете в сопровождении республиканской гвардии, кирасир и драгун, в сознании французов надолго остались симпатия и уважение к русскому союзнику. Годовалая дочь Николая, которую везли в отдельной карете, еще больше подогрела добрые чувства. Во время посещения «Комеди Франсез», где Николай, подобно Петру Великому, желал посмотреть «обычный» спектакль, русскому гостю поднесли с пышными славословиями лавровый венок.
