Квартировавший в жилом блоке одного из тех комфортабельных железнодорожных «спецсоставов», которыми, по примеру Троцкого, обзавелись во время Гражданской войны высшие военные начальники, Владимир Павлов с 1918 г. состоял в распоряжении Штаба РККА. Он бросил Московский университет, пошел добровольцем по линии военной пропаганды и дорос до столичных служебных высот – к Немитцу в секретари он попал с должности заместителя председателя Опродкомфлота[543]. Впрочем, штабная служба не угасила в Павлове филологический университетский пыл: он читал популярные лекции по истории театра, интересовался проблемами внешкольного образования и издал книгу стихов «Снежный путь». Павлов был большим поклонником петербургской поэзии, почел честью организовать побывку Мандельштама и горестно недоумевал при виде голодной нищеты, царившей среди писателей в Северной Коммуне.
Тут-то Гумилева и осенило! Игнорируя отменный спирт, который в гостеприимном купе лился рекой, он завел речь, что правление «Дома Литераторов» регулярно организует командировки за дешевыми продуктами, но такие командировки редко оправдывают себя. Уполномоченным агентам по закупке чинятся всякие препятствия на местах, по дорогам идет безудержный грабеж – и беззаконный, и узаконенный под видом реквизиции. Да и много ли может привезти один человек, путешествующий в теплушках или сидячих поездах, двигающихся к тому же с черепашьей скоростью… Бывший зампред Опродкомфлота понял Гумилева с полуслова:
– А не хотите ли поехать за продуктами с нами на юг?
Уговорились, что Павлов перед намечавшимся отъездом коморси в Севастополь предложит Немитцу помочь «Дому Литераторов» и, если будет добро, – немедленно даст Гумилеву знать. Прощаясь с Мандельштамом, возвращавшимся в Москву вместе с Павловым, Гумилев изрек:
– Осип, я тебе завидую, ты умрешь на чердаке!
На том и расстались.
В «Доме Литераторов» Гумилев потребовал субсидию на впечатляющую закупку южного изюма, сахара и белой муки, не позабыв выторговать себе часть будущих продуктов в качестве гонорара за идею предприятия.
– Вы, Николай Степанович, что-то не своим делом занимаетесь, – заметил удивленный Виктор Ирецкий. – Впрочем, Вы были бы, верно, хорошим купцом…
– Я и есть купец, – отпарировал Гумилев. – Я продаю стихи. И смею вас уверить, делаю это толковее других. Попробуйте-ка стихами прокормить семью. А я это делаю. И мне это даже нравится, потому что это всем кажется невозможным. А что касается моей будущей доли, то я предпочитаю добывать себе еду таким способом, чем литературной халтурой. Вот халтурой я заниматься не буду.
Теперь все зависело от того, какое решение примет в Москве коморси.
Если начальник Немитца А. В. Колчак вошел в историю Гражданской войны как «белый адмирал», то сам Немитц, сменивший в 1917 году Колчака на посту командующего Черноморским флотом, стал адмиралом «красным». После всех черноморских катастроф (не принесших ему славы) Немитц оказался начальником штаба Южной группы войск РККА, а в феврале 1920 г. был выдвинут Лениным на высший военно-морской пост Республики. Это был классический образец беспартийного военспеца (военного специалиста), считавшего свою службу в РСФСР «борьбой за сохранение преемственности жизни морской силы страны». В судьбе и человеческом облике «красного адмирала» причудливо переплелись разные черты, среди которых, по справедливости, следует отметить и неизменную доброжелательность к людям искусства. Приглашая Гумилева, Павлов был уверен, что просвещенный коморси (писавший для забавы недурные рондо и триолеты[544]) не откажет поддержать голодающих поэтов – и оказался прав.
Пока Павлов хлопотал за Гумилева в Москве, в Петрограде, охваченном вакханалией обысков, засад и задержаний, на воскресный День Красного Флота[545] свершилась новая диковина. Во время торжественного шествия краснофлотских колонн по городу некий морячок под восторженный рев духового оркестра возложил роскошный букет к подножию воздвигнутого на Конногвардейском бульваре памятника покойному комиссару пропаганды и агитации Всеволоду Володарскому
