Николас Бюлоф — рыцарь-дракон с тысячью лиц - страница 55

Непосредственно в переговорах кэры не участвовали. То есть официальной агитации среди собратьев не проводили, все равно бесполезно, каждый интересы своего монарха защищать обязан. Но разговоры разговаривали самые разные, причем исключительно под хорошую выпивку. Пиво Николас любил, но не по пятнадцать-двадцать кружек подряд, да еще вперемешку со шнапсом! В результате пришлось срочно осваивать и даже разрабатывать различные заклинания отрезвления и очистки организма. И в артефактах их реализовывать, а то попробуй правильно заклинание на себя наложи, когда голова раскалывается, руки трясутся, а в глазах черные или кровавые круги крутятся!

Заодно с помощью заклинаний и одежду прямо на себе чистить-гладить научился, и делать себя чистым, бритым и пахнущим чем-нибудь свежим и приятным, типа сосновым бором, свежескошенным сеном, морозным утром или чем-то цветочным. Список запахов можно было расширять, заклинание универсальным получилось, но пока знаний в алхимии не хватало для большего разнообразия. Эти сочетания он в готовом виде из учебника какого-то известного мага взял. Единственное, чего он не смог реализовать из своих задумок — это незаметно отходы ликвидировать. Вот уберешь ты с костюма всю пыль и грязь, а куда ее девать? На пол сыпать? А если выводишь из организма всякое лишнее (заодно можно и мочевой пузырь с кишечником почистить), это куда? Тоже на пол? Как-то неудобно. В сферу собрать и с собой носить, как хороший хозяин пакетик за своей собакой на прогулке? Не комильфо! В общем, пока все равно в сортир выходил или, в крайнем случае, в кустики…

Регулярные пьянки с заходившими в гости кэрами (и ведь не откажешься!) сильно мешали разобраться в политической ситуации, которой Николас, в отличие от большинства рыцарей-служак, интересовался. Разговоры князя или ректора подслушивать тоже урывками удавалось, когда выходил временно из-за стола освежиться или переодеться. Так что больше судил по косвенным признакам, из какой делегации кэры сегодня в гости пришли. Ведь пока они пьянствуют, их монархи переговоры проводят…

По всему получалось, что князь Бурхард стал лидером противников объединения Дэнляндии. Свой суверенитет он отстаивал с маниакальной страстью, не желая ни на йоту поступиться своей властью и привилегиями. А заодно и других активно агитировал. Скажем, ленивый король Брумлянда Зигмундт был первоначально готов передать власть совету монархов или императору за солидное ежегодное содержание. Все равно налоги плохо собираются, воруют все, а самому работать лень. Лучше он в своем замке спокойно пировать будет. Но князь Лерденский его убедил, что вместе с властью он сначала всеобщее уважение потеряет, а потом и высокое положение сохранить не сумеет.

В богатой Шварбии у короля Арнульфа и так все хорошо было, а несколько мелких княжеств и герцогств вокруг равнялись на богатых соседей. В общем, получалось, что восточные монархии Дэнляндии были против объединения, а западные, во главе с Остфалией, пытались им его навязать. В принципе расклад сил складывался в пользу короля Отто, у «Востока» было только семь кэров (в Шварбии и Брумлянде, как и в Лердене, имелось по два рыцаря, а еще один — в Майне), а у «Запада» — десять. Но если пять из них были в Остфалии, то остальные пять по одному распределялись в мелких государствах. Не факт, что в случае внутреннего дэнляндского конфликта их быстро собрать удастся, если удастся вообще. Неудивительно, что князь с ректором старались Николаса из особнячка их делегации никуда не выпускать, а приглашения от «западных» кэров вульгарно перехватывали. Возможно, и пьянки непрерывно шли именно поэтому.

Такая рьяность ректора в защите интересов князя сначала показалась Николасу странной. Правителем Бурхард был скверным, университету никак не помогал, да и характер имел неприятный. Но оказалось, что у фон Кредера был свой резон.

— Сейчас Лерденский университет — главный мировой научный и культурный центр, а в случае утери княжеством суверенитета останется главным только в Дэнляндии! — резко ответил он на вопрос молодого кэра. — Мы тысячу лет добивались своего нынешнего положения, и я не хочу остаться в истории ректором, который его потерял!